— Выходит, разбойничье гнездо, а Коровин у них типа атаман? Тогда мне интересно, как сочетаются бандитские рожи с мирными хлебопашцами? Честно говоря, те хоромы, что мы видели в селе, на доходы от местных урожаев не выстроишь. Даже если они разводят скот на мясо или молоко продают, все это не те деньги, чтобы разбогатеть!
— А может, наркотики? Говорила же Глафира, что какой-то полицейский приезжал, требовал скосить коноплю?
— Да какая у нас конопля? Разве на веревки пойдет или портянки! — отмахнулся Никита. — Вот «тувинка», говорят, злее афганского чарса и чуйской анаши. Но до Тувы здесь сто верст киселя хлебать, да все лесом. Крюк надо сделать верст этак в двести. Тупик тут, Юля! Никто сюда с грузом наркоты не поедет!
— Все ты знаешь, — усмехнулась Юля. — И про наркоту, и про Туву…
— Я несколько лет назад с наркополицейскими работал. Несколько статей опубликовал! А один товарищ из Казахстана рассказывал мне, как ее в Чуйской долине пытались уничтожать. Ядохимикатами травили, тракторами перепахивали, огнем жгли — все напрасно! Вместо одного куста двадцать вырастает. У нее корни до семи метров, фиг достанешь! И растет она выше человеческого роста, как черемуха. Сейчас не знаю, но лет десять назад большинство тувинцев занималось одним делом. Дети, женщины, старики. Ухаживали за делянами, катали «ручник», сушили, перевозили, продавали, — словом, все при деле. Даже учебный год начинался позже. Потому что — уборочная. Конопля поспевает на исходе лета, и чтобы собрать детей в школу, тувинцы семьями, от мала до велика, выходили в поле.
— Боже! — покачала головой Юля, — и этот страх творится у нас под боком? Нет, я слышала, конечно, но чтоб в таких масштабах…
— Напрямую никто этого не признает. Полицейские рассказывали, в девяностых годах мацанку, или ручник, на рынках в мешках продавали, стаканами, как семечки… Сейчас, конечно, гоняют их, аж треск стоит, только проку мало пока!
— Ужас какой-то! — вздохнула Юля. — А я недавно себе штаны потрясающие купила из конопляной ткани. Зеленые, моднючие. И вообще, натуральная одежда из конопли — это писк! За ней все экологически мудрые люди гоняются! Природное, крепкое, чистое! Спрашивается, почему не наладить производство этой ткани и не обеспечить все прогрессивное человечество добротными штанами, а тувинцев еще и работой?
— Это не ко мне! — улыбнулся Никита. — Идея хорошая, но, наверно, никому не нужная!
Он вскочил на ноги, подал Юле руку.
— Есть предложение отправиться на встречу с полковником чуть раньше оговоренного времени. Походим, посмотрим, спросим, может, кто Макса видел?
— А стоит ли?
— Юля, чем больше народу о нем узнает, тем лучше. Если не объявился за неделю, шансы найти его живым падают с каждым днем. Откуда бы ни был Завадский, еще не факт, что он поделится информацией. Так что, голуба моя, пошли за машиной, сгоняем в Каменный Брод, пока время есть.
Юля молча обвела взглядом горизонт и задумчиво произнесла:
— Мы совсем забыли о сектантах. О тех, что бродят по окрестностям. Они как раз могли что-нибудь видеть и слышать. Тебе не кажется странным, что они ни разу нам не встретились? Словно в воду канули. Помнишь, Настасья говорила, они какой-то шар огненный ждут с неба? Конец света, мол, наступит! Я бы походила по лесу, поискала их. Вдруг и вправду Максим к ним попал? Ногу повредил, поранился в темноте, а они его подобрали, а после забаррикадировались в пещере и ждут пришествия антихриста? И Максим с ними…
— Вот еще! — отмахнулся Никита. — Только сектантов не хватало для полного счастья! Можно подумать, у нас вагон времени, чтобы за этими придурками гоняться! Тогда вовсе здесь пропишемся, пока кто-нибудь по башке не настучит. Давай-ка сначала по Завадскому отработаем, а после, может, и сектантами займемся. Если сидят в пещере, значит, никуда не денутся!
Через час они забрали заплаканную Ирину из Миролюбова и направились к мотелю. Разговаривать по пути не хотелось, да и присутствие матери Максима сдерживало.
На знакомой развилке они остановились. Никита вновь прошел по дороге, разбитой военными грузовиками. Присел, потрогал куски подсохшей грязи. Снизу вверх посмотрел на Юлю.
— Если Завадский и проезжал, то только не здесь, — Никита поднялся, вытер ладони платком. — Грязь сверху подсохла, внутри еще влажная. Из меня, конечно, тот еще Чингачгук, но это старые следы, новых не видно.
Он обвел взглядом лес, видневшееся сквозь просветы деревьев поле, которое никто давно не пахал и оно заросло сорняками.
— Что же, полковник пешком сюда пришел? — спросил он с недоумением. — От Каменного Брода? Как-то не принято это у полковников! Тем более по чистому полю, рискуя быть замеченным?
— Почему рискуя? — удивилась Юля. — Мало ли кто по полю таскается?
— Мало ли кто по заброшенной дороге ездит, — парировал Никита. — Выходит, на машину люди обратят внимание, а на одинокого путника нет? Да еще такого экзотического!
— Ничего в нем нет экзотического! — проворчала Юля. — Мужик как мужик, сейчас половина России в камуфляже ходит.