Ключи от Стамбула

— Искусство дипломатии это умение вести приятный диалог, отстаивая свою точку зрения, которая, как правило, бывает неприятной для противуположной стороны, — ответил на его вопрос Николай Павлович. — А ещё оно состоит в том, чтобы ваш оппонент, с которым вам угодно было сесть за стол переговоров, ни в коем разе не заснул и не упал со стула, что может привести к конфузу, а значит, к глубокой обиде. Это, во-первых, — сказал он капитану, забывшему про папиросу и слушавшему его с раскрытым ртом. — И второе: ни в коем случае не разбудите его, когда он пребывает в дрёме.

— Ваше превосходительство, вы шутите? — поскрёб в затылке капитан, переглянувшись с майором, которого никак нельзя было считать весельчаком: его лицо было насуплено-угрюмым. По всему было видно, что и майор, и хмурый капитан, из тех бывалых офицеров, кто с первых дней войны спокойно впрягся в её тяжкий воз и по старинке честно тянул лямку.

— Разумеется, шучу, — сказал Николай Павлович, нисколько не пряча улыбку, — но доля правды в этом есть.

— Сказка ложь?

— Да в ней намёк, — присовокупил Игнатьев.

Капитан, не зная, что сказать, привычно затянулся папиросой.

Глава XXIV

Вместо восьми часов утра поезд прибыл в Бухарест лишь в три часа пополудни. Распрощавшись с офицерами и пожелав им закончить войну без тяжёлых ранений, Николай Павлович поселился в заготовленном ему номере в Grand Hotele рядом с великим князем Алексеем Александровичем, затем разыскал Нелидова и Базили. Александр Иванович приехал из главной квартиры предупредить Игнатьева о том, что Горчаков настроен на «крестины».

— Он что, с ума сошел? — взвился Николай Павлович, сразу догадавшись, что речь идёт о переговорах с турками, — решил пожертвовать болгарами?

Нелидов приложил палец к губам и посмотрел на потолок гостиничного номера.

— Так решили старшие. Вам нужно срочно ехать в Порадим.

Когда Николай Павлович добрался до бивака главной императорской квартиры, первым его увидел Милютин и, вероятно, доложил Александру II, так как Николая Павловича тотчас пригласили на завтрак к государю. Игнатьев только и успел, что помыть руки в предоставленной ему землянке. Дмитрий был в ужасе от обстановки.

— Да мы подохнем здесь от сырости!

Игнатьев был принят царём самым благосклонным образом. Александр II расспросил о семействе, о школьных успехах детей, о здоровье отца.

— Я слышал, он часто болеет.

— Не столько болеет, сколько хандрит, — ответил на вопрос Николай Павлович. — Слабость стала донимать, тяжесть в боку.

— Напиши Павлу Николаевичу, что Боткин осмотрит его, как только вернётся в Россию.

Во время завтрака государь вспомнил, что двадцать второе ноября — день именин Екатерины Леонидовны, графини Тизенгаузен и графини Адлерберг, и пил за их здоровье. Николай Павлович отметил про себя, что за то время, пока он отсутствовал, государь исхудал ещё больше, лицо приобрело серый оттенок.

После завтрака собрались на совет. Толковали о возможных условиях мира.

— Я считаю неправдоподобным, чтобы турки согласились на переговоры, — заявил Николай Павлович, когда Александр II дал ему слово, — разве что Эрзерум и Плевна будут взяты нами в один день. Но его высочество Михаил Николаевич отказался от атаки Эрзерума в нынешнем году и готовит зимние квартиры у Гассан-Кале и Девен-Бойни. За это время Мухтар успеет укрепиться и собрать новые силы. Осман-паша, насколько мне известно, не думает о сдаче Плевны и расстреливает паникёров. — Игнатьев уже не стал говорить о том, что по всему пути до Порадима вереницы повозок, как по Невскому проспекту. У одного интенданства пятьдесят тысяч повозок в ходу! Вот саранча, всё съедающая! А что будет, когда ляжет снег, мороз ударит в перемену с оттепелью? Дорог, можно сказать, совсем не станет.

Обедал он опять у государя, а затем, посидев у Адлерберга и Милютина, отправился в свою землянку с фонарём в руке. В лицо дул ветер, хлестал дождь, ноги по щиколотку уходили в грязь. А тут ещё темень кромешная, собаки лают, окружают, кидаются. В общем, заплутал и натерпелся. Спасибо, встречный солдат помог выкарабкаться из грязи и указал дорогу. В землянке было относительно тепло, но не сказать, чтобы уютно. Обстановка самая простая: железная печь, походная кровать и стол. Стены и часть пола были покрыты солдатским сукном, а у порога лежала дерюга.

Дмитрия он нашёл спящим, который, чтобы наказать барина, не дал ему чая.

— Ладно, спи, — сказал Николай Павлович и, сотворив вечернюю молитву, вскоре улёгся сам. Ночью привиделся сон: множество змей переползало дорогу, сотни черепах тащились по земле, но день был тёплый и светило солнце. Проснулся рано, в пять часов утра, и сразу же поймал себя на мысли, что начал свою зимнюю кампанию в день св. Екатерины, как и константинопольскую конференцию.