Ключи от Стамбула

Лакей открыл дверь – и тотчас пахнуло морозцем. Вдоль Гагаринской набережной за ночь намело сугробы. Санки, запряжённые двумя орловскими рысаками, стояли у парадного крыльца, и кучер Василий, пропахший сеном и сыромятной упряжью, нетерпеливо перебирал вожжи.

Игнатьев запахнул шинель, устроился удобней, и кони резво побежали – свернули на Невский проспект.

Глава II

Испросив аудиенции у государя императора, Николай Павлович чистосердечно поведал ему о тех «трениях», которые возникли у него с князем Горчаковым, и выразил желание оставить пост директора Азиатского департамента.

– Мне хочется живого дела, – вполне твёрдо, но с просительной ноткой в голосе обратился он к царю, прекрасно зная, что тот любит, чтобы его упрашивали. Была в нём эта, чисто женская, черта.

– И кем же ты намерен быть? – с неудовольствием спросил Александр II, уже имевший разговор со своим канцлером. – Я мыслю тебя дипломатом.

– Послом в Персии или же в Турции, – кратко ответил Игнатьев.

14 июня 1864 года генерал-адъютант свиты его величества Николай Павлович Игнатьев Высочайшим Указом был назначен посланником при Порте Оттоманской с годовым окладом содержания в сорок девять тысяч рублей серебром, не считая «подъёмных». Через два дня он дал обед своим сослуживцам Азиатского департамента, сдал дела и, выправив паспорта на всех членов семьи вместе с людьми, четвёртого августа прибыл в Вену, обрадовав родителей своим прибытием. Отец и мать лечились в Висбадене, где два года назад они благословили своего старшего сына на бракосочетание с юной княжной Екатериной Голицыной, когда он радовал их своим близким присутствием после возвращения из Поднебесной.

Венчание совершено было в местном православном храме, и с тех пор памятная дата этого счастливого события – второе июня – стала для Николая Павловича сугубо почитаемой, едва ли не священной. Жена у него прелесть! Катенька общительна, добра, умна и восхитительно красива. Особенно прекрасны у неё глаза с их одобрительной улыбкой; а лоб, а нос, а губы – настолько хороши, что передать нельзя! Да и как передать словами то, что тянет целовать? – тянет так сладостно, неодолимо, словно затягивает в сон, в сладчайший омут забытья, когда теплынь и льётся лунный свет…

Провожая сына в Стамбул, Павел Николаевич просил писать как можно чаще, а мать, всплакнув, перекрестила.

– Мои вы ненаглядные, храни вас всех Господь!

Придерживаясь старинного правила: «Что делаешь, делай скорее», Игнатьев не стал дожидаться комфортабельного парохода и на старенькой «Тамани» двадцать второго августа добрался до Константинополя. В море их жестоко потрепало: штормило-мотало два дня, но в Босфор судно вошло при тихом ветре. Небо прояснилось, воды пролива вновь приобрели глубокий изумрудный цвет. Выглянувшее солнце сразу же придало всем, кто оказался в этот миг на набережной курортного местечка Буюкдере, где находилась летняя резиденция российского посольства, и самой турецкой деревеньке радостно-праздничный вид.

Константинополь со стороны Босфора открылся во всей своей красе, увенчанный гигантским куполом св. Софии, находящейся под неусыпной стражей четырёх суровых минаретов.

Жена Евгения Петровича Новикова, временного поверенного в делах русской миссии, встречавшего со всеми членами посольства своего нового начальника на пирсе, дама пусть не юная, но очень миловидная и стройная, перестав именоваться «посольшей», не без скрытой зависти шепнула жене военного атташе госпоже Франкини, что «новому посланнику счастье на роду написано».

– Даже природа ему благоволит.

Та лишь вздохнула и ничего не ответила. Да и что говорить, когда и так всё ясно.

Лодка «забежка» подплыла к «Тамани», моряки завели якорь в нужное место и в тот миг, когда загрохотала цепь и пароход окончательно встал напротив двухэтажной летней резиденции российского посла, со стороны портовой крепости – один за другим – раздались пушечные выстрелы числом семнадцать, согласно принятому этикету.

Когда ступили на берег, как-то так вышло, что Екатерина Леонидовна, которой Николай Павлович помог выбраться из лодки, следя, чтобы она, чего доброго, не кувырнулась в воду, увидев замечательный дворец с российским флагом на фронтоне, многие окна которого были отворены на прекрасную набережную, тотчас направилась к нему, нарушив этим протокол.

Вряд ли кто из присутствовавших на пирсе догадывался, что, измученная штормом и частыми рвотами, Екатерина Леонидовна уже не чаяла добраться до постели с одним единственным желанием уснуть, и позабыть кошмар морской болтанки. Она была беременна вторым ребёнком.

Сам же Николай Павлович, твёрдо усвоивший, что Восток любит пышность, заранее предупредил Новикова, чтобы торжество по случаю его прибытия в качестве посланника проходило величественно, неповторимо внушительным образом, оставляя впечатление прекрасного сна – турок мёдом не корми, дай поглазеть на сказочное действо.