– Ничего себе! – вырвалось у Олега. – А сколько же ему лет?
– Сто восемь, – восторженно ответила Катя.
– Сто восемь? – недоверчиво повторил гость. – Люди столько не живут!
– Это смотря какие люди! – усмехнулась девчушка. – Мы бы без него обанкротились! Знаете, сколько тут отопление зимой стоит? Восемь тысяч в месяц!
– А он что, вам деньги присылает?
– Ага! – Катя кивнула.
– А когда же он в Грецию уехал?
– Ну лет тридцать назад!
– Тридцать лет назад? – хитро усмехнулся Бисмарк, глядя на Катю. – И ты его так хорошо помнишь? Сколько же лет тебе тогда было?
– Ну ладно, – махнула рукой девчушка. – Не видела я его никогда! Пошутила! Но черепки он раскладывал – бабушка рассказывала! И он точно жив! Я не вру!
– А можно я это фото на мобильник сфоткаю? Для книги? – попросил Олег.
– Фоткайте! – Катя пожала плечиками, потом поправила свой новогодний свитерок, подтянула книзу.
Олег сфотографировал старого археолога на рыбалке и опять перевел взгляд на девчушку.
– А что ж вы эти письма прадеду не пересылаете? – спросил он, кивнув на пачку.
– Первые письма бабушка отсылала, а потом он сказал, чтобы на хер их выбрасывали и не беспокоили его этой чепухой!
– Тогда почему не выбросили «на хер»?
– Бабушка не умеет выбрасывать. Она сказала, что когда он умрет, ей станет очень скучно и она будет все его письма перечитывать. Тогда и эти перечитает.
Внезапно прозвучавший рингтон «Охрана! Отмена!» заставил Бисмарка вздрогнуть. Катя вытащила из кармана рваных джинсов мобильник.
– Да, ба! – сказала она. – Уже! Хорошо! Не, я дома! Ну давай!
– Через десять минут придет, – спрятав телефон в карман, сообщила девчушка гостю.
Олег сразу понял, о ком речь.
– Мне пора, – засуетился он. – Уже опаздываю! В другой раз зайду! Бабушку как зовут?
– Ируся!
– Ты можешь у нее спросить: захочет ли она рассказать об отце для книги? – попросил Бисмарк. – И если да, то дашь мне знать! Вот мой телефон!
Он оторвал от списка с адресами и именами археологов свободный краешек бумаги и написал номер мобильного.
На улице капал дождь. Спускаясь с Печерска по Институтской, Олег пытался дозвониться до Адика, но тот с кем-то болтал. На Майдане Олег снова набрал своего «наставника».
– Ну че? – спросил тот, даже не поздоровавшись.
– Ты не поверишь! – затараторил Бисмарк. – Он жив! Ему сто восемь лет!
– Кто? Кому?
– Польский, тот, что первым в списке!
– Ты его видел?
– Нет, он давно живет в Греции!
На другом конце прозвенел смех Адика:
– Ты идиот!
– Сам ты идиот! – разозлился Олег. – У меня есть его фотография!
– Ладно! Давай встретимся! Могу к тебе зайти через полчаса!
– Я еще не дома! Давай через час! – более спокойным голосом предложил Бисмарк.
В подземном переходе кто-то играл на бандуре. Под кафельными стенами стояли местные бомжи. В воздухе витал запах пережаренных пончиков. Все это подгоняло Бисмарка, толкало его в спину. Он выскочил из перехода под дождь на другой стороне Майдана.
– А может, я действительно лох? – подумал, ускоряя шаг. – Девочка-то не подарок! И ЗНО, к тому же, провалила!
Глава 14
Ваврик снисходительно рассмеялся, наклонился, вынул из стола бутылку коньяка и разлил по рюмкам. «Угадал мое желание?» – удивился Курилас и выпил рюмку одним духом, не смакуя. Полковник налил снова и сказал:
– Все же ваша узкая специализация сказывается. Вы знаете все о крестовых походах, но о Столетней войне, видимо, не все. Уже есть новейшие исследования о том, что сожгли не Жанну, а ведьму, которую выдали за Орлеанскую деву. Никто не видел, кого казнили, потому что на голове у нее был колпак. Я не буду здесь вам читать лекцию, скажу только, что в архиве Ватикана сохранился допрос жителей села Домреми, где якобы родилась Жанна. Все они в один голос утверждали, что она не крестьянка, а дочь Изабеллы Баварской и Людовика Орлеанского. В конце концов, о ее королевском происхождении свидетельствовал и ее щит с гербом Карла Седьмого.
– Да, я читал, что современников поражало, как она ловко ездила верхом, как орудовала копьем.
– И это тоже. Но самое интересное, что в отчетах инквизиции нет ни одного упоминания о ее казни. Итак, историки сходятся на том, что ее во время казни подменили. Хотя это для нас несущественно. Она всегда возрождается. Приносит сама себя в жертву и возрождается. Понимаете? – Полковник налил коньяка и спросил, прищурившись. – Что вы об этом думаете?
Курилас уже не глотал коньяк, а смаковал и растягивал удовольствие. Напряжение его отпустило.
– Простите, но я должен подумать? – пробормотал он. – Я атеист.
Полковник рассмеялся.
– Перестаньте. Живя под поляками в Галичине, вы не могли быть атеистом. Вы же ходили в церковь.
– Не регулярно, – защищался Курилас, ни за что не желая раскрывать энкаведисту свои отношения с «опиумом для народа».
– Ладно, это не имеет значения. Нас не интересуют ваши контакты с Богом. Нас интересуют ваши мысли о том, что я вам только что рассказал.