Ключи к декабрю

Пока заключенный находился в пределах 150-метровой зоны действия передатчика, все шло хорошо. Но стоило ему отойти, как черная коробка начинала посылать импульсы боли в его нервную систему. Боль усиливалась по мере удаления от передатчика и в своем пике буквально парализовывала.

– Понимаете, заключенный не может скрыться, – продолжал Уордмен. – Даже если бы Ревелл добрался до леса, мы бы его нашли – он неминуемо выдал бы себя криками.

Идею Охранника первоначально предложил сам Уордмен, в ту пору младший надзиратель федеральной исправительной тюрьмы. На протяжении нескольких лет ее внедрению мешали всякого рода сентиментальные возражения, но сейчас наконец Уордмена поставили во главе опытного проекта с испытательным сроком в пять лет.

– Если результаты окажутся хорошими, а я в этом убежден, – сказал Уордмен, – то все тюрьмы Федеральной системы возьмут на вооружение новый метод.

И в самом деле, Охранник исключал всякую возможность побега, позволял легко справляться с беспорядками

– достаточно было на минуту-другую выключить передатчик – и упрощал саму систему охраны тюрем.

– У нас здесь охрана, как таковая, отсутствует, – продолжал Уордмен. – Только несколько человек на экстренный случай и для работы в изоляторе.

Опытный проект был рассчитан исключительно на государственных преступников.

Уордмен улыбнулся:

– Можно сказать, что в нашей тюрьме собралась нелояльная оппозиция.

– Иными словами, политические заключенные, – сказал журналист.

– Мы не употребляем такой формулировки, – сухо произнес Уордмен.

Журналист принес свои извинения и поторопился закончить интервью. Уордмен, вновь обретя благодушный вид, проводил его до выхода из тюрьмы.

– Взгляните. – Он взмахнул рукой. – Никаких стен, никаких пулеметов на вышках. Вот наконец идеальная тюрьма!

Журналист еще раз поблагодарил его за интервью и направился к машине. Уордмен подождал, пока он уедет, после чего пошел в изолятор взглянуть на Ревелла. Но тому сделали укол, и сейчас он спал.

Ревелл лежал на спине, уставясь в потолок. Одна и та же мысль неотступно ворочалась в голове: «Я не знал, что это будет так больно. Я не знал, что это будет так больно».

Он мысленно взял большую кисть и вывел черной краской на безукоризненно белом потолке: «Я не знал, что это бу-

дет так больно».

– Ревелл!

Он повернул голову и увидел стоявшего у постели Уордмена, но не произнес ни слова в ответ.

– Мне сказали, что вы очнулись.

Ревелл молчал.

– Я предупреждал вас, – напомнил Уордмен. – Я говорил, что бежать бессмысленно.

Ревелл открыл рот и сказал:

– Все в порядке, не беспокойтесь. Вы делаете свое дело, я – свое.

– Не беспокойтесь?! – вытаращился на него Уордмен. –

С чего это я стану беспокоиться?

Ревелл поднял глаза к потолку. Слова, начертанные минуту назад, уже исчезли. Если бы у него были бумага и карандаш… Слова утекают, их надо задержать…

– Могу я попросить бумагу и карандаш?

– Чтобы писать новые непристойности? Разумеется, нет!

– Разумеется, нет… – повторил Ревелл.

Он закрыл глаза и стал наблюдать за утекающими словами. У человека не хватает времени и на запоминание и на изобретение; человек должен выбирать. Ревелл давным-давно выбрал изобретение. Но сейчас у него не было средств, чтобы запечатлеть свои изобретения на бумаге, и они, словно вода, просачивались сквозь мозг и бесследно исчезали во внешнем мире.

– Боль пройдет, – заверил Уордмен. – Вы лежите три дня. Уже должно пройти.

– Но она вернется, – сказал Ревелл. Он открыл глаза и снова написал слова на потолке. – Она вернется.

– Не глупите, – возразил Уордмен. – Она ушла навсегда и не вернется, если только вы не вздумаете бежать еще раз. Ревелл молчал.

Уордмен смотрел на него с полуулыбкой, потом нахмурился.

– Вы же не собираетесь…

Ревелл взглянул на него с некоторым удивлением.

– Конечно, собираюсь. Разве вы в этом сомневались?

– Никто не осмеливается на побег вторично.

– Я никогда не перестану быть самим собой. Я никогда не перестану верить, что я тот, кем должен быть. Вы должны это знать!

– Значит, снова побежите? – Уордмен не сводил с Ревелла глаз.

– Снова и снова.

– Чушь! – Уордмен сердито погрозил пальцем. – Конечно, если вы хотите умереть, я предоставлю вам такую возможность. Неужели вы не знаете, что, если мы не принесем вас назад, вы там умрете?

– Это тоже побег, – сказал Ревелл.

– Что ж, если вы этого хотите, отправляйтесь, я обещаю никого за вами не присылать.

– Тогда вы проиграли. – Ревелл наконец перевел взгляд на злое лицо Уордмена. – Вы проиграли по вашим же собственным правилам. Вы заявляете, что черная коробка заставит меня сдаться, а это значит, что она заставит меня перестать быть самим собой. А я утверждаю, что, пока я ухожу, вы проигрываете. И если черная коробка убьет меня, вы проиграли окончательно.

Взмахнув руками, Уордмен закричал:

– Вы полагаете, что это игра?

– Конечно, – ответил Ревелл. – Именно потому вы и изобрели ее.

– Вы сошли с ума, – сказал Уордмен, отступая назад.

Ваше место не здесь, а в сумасшедшем доме!

– Это тоже проигрыш! – закричал Ревелл в захлопнувшуюся дверь.