Ключевая улика

— Не тот ли парень, у которого пудель? — спрашивает Марино. — Ленни Каспер, сосед, позвонивший в полицию после того, как заметил свет в окнах и разбитое стекло в задней двери?

— Да, кажется, он. Его окна выходят на двор Джорданов, так что он вполне мог видеть Глорию в саду. Вот и самое рациональное объяснение — порезалась, когда обрезала растения в саду. Пока шла к дому, кровь капала на землю. Наверное, руку держала на весу — отсюда и то расположение капель, которые ты видела на фотографиях. Она вошла в дом, оставила след на веранде, а потом еще и в коридоре, возле гостевой ванной.

— Возможно, — с сомнением говорю я.

— С такой раной жить можно, — добавляет Колин. — Посмотришь снимки, гистологию. У нее было высокое давление, возникла гранулема.

— Может быть. — Сомнения все же остаются. — Но почему она не наложила пластырь, не перевязала руку?

— Не знаю. Мне это тоже показалось немного странным. Но люди ведь горазды на странности. Вообще, большинство их поступков скорее странные, чем логичные.

— Может, хотела, чтобы рука подышала! — орет сзади Марино. — Некоторые так делают.

— Глория была замужем за врачом, который наверняка знал, что наиболее частое осложнение при открытой ране — это инфекция. Если только она не сделала прививку от столбняка и порезалась каким-то садовым инструментом, так бы, скорее всего, и случилось.

— Другого логического объяснения присутствия пятен крови на веранде и в саду не существует, — говорит Колин. — Кровь определенно Глории. Что бы там ни случилось, что бы ни послужило причиной кровотечения, к ее смерти в постели это отношения не имеет. Кстати, оба супруга принимали анксиолитики, седативные препараты, клоназепам. Применяется для облегчения приступов беспокойства и паники или как мышечный релаксант. Некоторые пьют его как снотворное, — объясняет он Марино. — Так что, будем надеяться, Джорданы умерли, ничего не почувствовав.

— Ты тоже считал, что мужа убили первым? — интересуюсь я.

— Определить порядок было невозможно, но логика подсказывает, что сначала убийца расправился с ним, потом с ней и только потом — с детьми.

— Рядом с ней убивали мужа, а Глория даже не проснулась? Много ж они приняли клоназепама, — говорю я.

— Полагаю, все произошло очень быстро. Так сказать, блиц-атака.

— А ее обувь? Если она шла из сада к дому с пораненной рукой и кровь капала на землю, то и на обуви должны были остаться следы. Кто-нибудь догадался проверить обувь?

— По-моему, у тебя пунктик насчет обуви, — отпускает свой комментарий Марино.

— На месте убийства она была в ночной сорочке и босая, так что об обуви никто и не вспомнил.

— Получается, что она поранилась днем и оставила кровь на веранде и в коридоре? — Мы уже проезжаем мимо оранжереи и цветочных клумб. — И что же, за весь день ее так никто и не смыл?

— Зимой верандой пользуются нечасто, и там темно-красная плитка. Пол в коридоре деревянный, тоже темный. Она могла не заметить или просто забыть. Я знаю точно, что ДНК — ее. Кровь — ее. Ты же не думаешь, что она оставила эти следы в доме и во дворе рано утром? У нас есть все основания считать, что с кровати Глория не поднималась.

— Согласна, предположить, что она была во дворе и на веранде, оставила там следы крови, а потом вернулась в спальню и легла в постель, чтобы получить множественные ранения, невозможно, — отвечаю я. Однако же сколько раз случалось так, что следствие не доводили до конца, посчитав, что убийца уже пойман.

Когда Лолу Даггет застали за стиркой окровавленной одежды в душевой, соответствующие выводы последовали незамедлительно, и никого уже не интересовало, верны они или нет. Кровь на веранде, порез на руке у Глории Джордан, неработающая сигнализация, неустановленные отпечатки пальцев — все это было уже не важно. Ложь самой Лолы, ее фантастические домыслы тоже сыграли свою роль. Дело объявили закрытым, убийцу предали суду и приговорили к смерти. Когда ответы есть, вопросы уже никого не интересуют.

20

Мы достаем из багажника «лендровера» чемоданчики с оборудованием для осмотра места преступления и защитные костюмы и идем по бетонной дорожке между цветущих кустов и клумб, пеструю яркость которых приглушает слепящее солнце. На контрольно-пропускном пункте, расположенном в здании с белыми колоннами, нас ждут надзиратель Мейкон и начальница тюрьмы.

— Боюсь, у нас неприятность, — приветствует нас Тара Гримм, чье поведение сегодня вполне соответствует фамилии.

Она серьезна, темные глаза смотрят на меня угрюмо, рот плотно сжат. Не в пример вчерашнему элегантному черному платью, сегодня на ней мешковатый светло-голубой костюм, пестрая блузка в цветочек с галстуком-бабочкой и туфли без каблуков и с открытыми мысами.

— Полагаю, вы с доктором Денгейтом, — говорит она мне, и я ощущаю недовольство и враждебность. — А я думала, уже вернулись в Бостон.