Ключ Отца

— Рубль, а что это за место?

Аргрим перешел с бега на шаг, и его голос приобрел новые, незнакомые нотки. Неужели это грусть?

— Перед тобой все, что осталось от величественного и гордого Йорана… одного из самых больших и богатых городов Тойрина… Йоран находился в центре всех торговых путей… многие называли его второй столицей… Сам Локтр не мог сравниться в красоте…

Рубль замолк, будто скаковая лошадь, что споткнулась на полном ходу и полетела кубарем, рискуя сломать шею. Я тактично молчал, ожидая, когда аргрим возьмет себя в руки.

— В Йоране был самый большой храм, посвященный всем Богам… Но со временем люди стали забывать свои истоки… Появилось много богохульников… Трудно говорить, я могу показать.

Ветви-руки зашуршали, сплетаясь между собой и образовывая сучковатое жесткое седалище. Блин, страшновато, конечно. Но не менее любопытно. Я осторожно уселся на импровизированное кресло, и тут же меня оплело со всех сторон, окружив горькими пряными листьями и не давая возможности сдвинуться с места. По лицу потек густой липкий сок, заливая глаза, нос, рот. И белый свет померк.

Храмовая площадь Йорана пестрела местным и прихожим людом. Горбатили спину имперские паломники, что пришли посмотреть на самый большой пантеон основным ста двадцати восьми богам, важно расхаживали жрецы, благословляя прихожан, склонялись перед величественными статуями, проходя мимо, жители. Все было как всегда, как многие годы до этого и многие годы после… должно было быть.

Я не понял, когда вдруг появился худой человек в оборванный хламиде, с грязным лицом и смешно оттопыренными ушами. Он стоял в центре площади, мешая людскому потоку, и насмешливо глядел на проходивших, скаля желтые кривые зубы и нервно помигивая правым глазом. Остальные не замечали его или старательно делали вид, что оборванца здесь не было, не могло быть. Вот только он заговорил:

— Неужели вы думаете, что они, эти глупые истуканы, вас слышат? — голос нищего в образовавшейся тишине разносился раскатистым громом. — Вы видели хоть одного живого, настоящего Бога? Вы возносите им хвалу, приносите жертвы, но там никого нет. Это попросту пустышка, огромный мыльный пузырь.

Бродяга расхохотался безумным смехом. Хотелось заткнуть его, заставить молчать, но я стоял столбом, как и все остальные.

— Что вам дали ваши Боги? Я скажу, ничего. Но вы продолжаете с упорством идиотов убивать во славу Мерта, проигрывать сотни золотых для покровительства Бейреша и годами медитировать, чтобы познать мудрость Линории. Может, настала пора с этим покончить?

— А он прав, — взволнованно заговорил худой малосочный драман. Я его знал, это портной, Мейшер, кажется. — Годами я жертвовал золото алчному Векке и его жрецам. И что думаете, разбогател? Боги не помогают нам. Им плевать. На всех и каждого.

Искорки недовольства и неодобрения равнодушием Перворожденных стали вспыхивать тут и там, как догорающие угли, вновь раздутые ветром. Жрецы и послушники пытались успокоить толпу, но как нескольким людям справиться с озверевшим и раздразненным монстром, чьей целью было лишь одно — крушить и ломать? Сверкнул первый клинок, пролилась первая кровь, упало первое безжизненное тело. Невесть откуда взявшиеся веревки накинули на шеи Темных Богов, как называли их в народе. Сначала одну, вторую, третью, четвертую… Бах, и статуя грянулась оземь, расколовшись на огромные куски. Та же участь постигла Серых и Светлых Перворожденных. Десятки статуй падали и разбивались по прихоти людей. Скопищу разъяренных безумцев уже было без разницы, что крушить, потому что… внезапная догадка ударила по голове и заставила нервно оглядываться.

Если это правда, она должна быть где-то здесь, руководить, направлять. Я скользил по толпе взглядом и вдруг увидел Её. В черной сутане послушницы, скрывающая под капюшоном свое лицо и, судя по трясущимся плечами, беззвучно смеявшаяся посреди общего помешательства. Среди нас стояла Богиня, одна из многочисленных Темных — сумасшедшая Берел. Та, в чьей власти находилась сейчас вся площадь.

Заметно потемнело, солнце испуганно спряталось за завесу туч, а мрак сгустился в черное облако и тут же развеялся, открыв моему взору огромного мужа с надменным и суровым лицом, облаченного в угольного цвета одежды с серебряным амулетом — восемь равноудаленных стрел, выходящих из одной точки и смотрящих в разные стороны. Я знал, как подобный талисман зовется в народе — знак Хаоса.

— Огулис, остановись, — сверкнула в небе молния и, ударившись о землю, превратилась в сияющего воина. Смотреть на него было больно, а голос мужа гремел над всей площадью.

— Иди к папочке, Фиорел. Тут собрались взрослые дяди. Мерт… брат!

Огромный рослый рыцарь, закованный в черную броню поднялся из тени Огулиса и, не медля, бросился на Светлого Перворожденного. Оглушительно лязгнули, скрестившись, мечи, на месте боя зарябили светлые и темные блики, и две фигуры закружились в бешеном танце.

— Я проклинаю этот город, всех его жителей… Пусть…