Я обвел взглядом остановку. Нет, ларек с легкими алкогольными напитками на этом углу власти еще не успели уничтожить. Так что вначале баночку чего-нибудь девятиградусного, а потом «на баррикады».
Бросив взгляд через плечо на «Иваныча» – Круглов предпочитал, чтобы его так звали, – я понял, что и он не против пропустить по одной. Однако «по одной» не вышло. Только после третьей баночки химического ядовито-зеленого коктейля, который никакого отношения не имел к абсенту, я понял, что готов к встрече с вдовой.
Нет, конечно, можно было, как обычно, прибегнуть к колдовским штучкам, но Тогот в этот раз наотрез отказался помогать. На мою просьбу о том, чтобы хоть отчасти разведать обстановку, он заявил, что мне «пора взрослеть и учиться жить самому». Очередная выходка в его свинской манере, так что, заменив чары наглостью, я решительно направился к указанной Иванычем парадной. Сам же капитан, готовый появиться по первому зову, решил подождать внизу.
Поднявшись на лифте на второй этаж – подсознательная отсрочка неприятного действа, – я наконец оказался возле нужной двери и надавил на черную кнопку звонка.
– Кто там? – раздался детский голос.
– Девочка, а мама твоя дома?
– А даже если и дома, то она велела мне незнакомым дяденькам не открывать и ее не будить.
– Я не незнакомый дяденька. Я капитан ФСБ Артур Николаевич Томсинский. Вот мое… – тут я запнулся, полез во внутренний карман, пытаясь нащупать нужную корочку. Было бы глупо достать всю пачку удостоверений и начать выбирать необходимое. Неожиданно я почувствовал укол в палец руки, вскрикнул, резко дернув рукой, выхватил нужное удостоверение.
– Дяденька, что это с вами?
– Да палец обо что-то уколол. Наверное, о булавку, – соврал я, засунув в рот указательный палец. Болело страшно. –
– Вот! – я поднес удостоверение к самому глазку.
Какое-то время за дверью молчали.
– Хорошо, сейчас позову маму.
Через несколько минут дверь приоткрывалась на цепочке. Я взглянул в усталое лицо молодой женщины. Не просто усталое, а вымотавшееся: тусклый взгляд, огромные синяки под глазами…
– Здравствуйте, я – капитан ФСБ Артур Николаевич Томсинский, – повторил я. – Могу я увидеть Светлану Круглову?
– Это я, – устало ответила женщина. – Что вам еще надо? Кажется, ваши коллеги из прокуратуры мне уже все ясно объяснили.
– Да? – тут уже настала моя очередь удивляться. – Но, боюсь, я совершенно по иному поводу. Я хотел бы задать вам несколько вопросов относительно вашего мужа.
Дверь закрылась и открылась. Женщина отступила в сторону, приглашая меня зайти.
Я шагнул в квартиру, начал было вытирать ноги, но поняв, что это бессмысленно, стал стягивать обувь. Женщина остановила меня.
– Не надо, проходите так. Верочка потом подотрет.
Девочка, которая открыла мне дверь, стояла тут же, внимательно наблюдая за мной. Мне же ничего не оставалось, как проследовать в комнату вслед за Светланой, оставляя на полу грязные мокрые следы.
В комнате было чисто и пусто. Две кровати, поцарапанный и разбитый комод, который, судя по внешнему виду, собирали краснодеревщики Наполеона. Да, кажется, Иваныч «воскрес» как раз вовремя.
Светлана пересекла комнату, встала напротив окна и, внимательно изучая, оглядела меня.
– Итак, что вы хотели узнать о моем муже? – И, не дожидаясь моего ответа, продолжала: – Он отправился в «командировку» три года назад… попал в плен и был расстрелян…
– А вы в этом уверены?
Женщина вздрогнула.
– Что вы хотите сказать? Мне был представлен приказ, подписанный одним из этих хатаббов, о расстреле, да и другие пленные подтвердили. Когда наши захватили их лагерь, Виктора уже увезли на перевал… – И она замолчала, отвернулась и, закусив губу, замерла. Только через минуту, справившись с собой, она продолжала: – На месте расстрела прошла лавина, и даже если бы каким-то чудом мой муж спасся, то из той долины он бы живым не выбрался…
Мне ничего не оставалось, как многозначительно покивать головой.
– А вот вы только что упомянули о прокуратуре?..
– Меня подозревают в хищении денег на особо крупную сумму, – и тут она вновь с сомнением посмотрела на меня. – Так что я теперь к тому же и воровка. Видите, как озолотилась на чужих-то деньгах! Так что теперь суд. Веру в детдом… – и она, вновь отвернувшись, всхлипнула. – Да вы и сами должны все знать… Зачем я вам все это рассказываю?..
– Ну, положим, ничего этого я не знал, – стараясь говорить совершенно спокойно, продолжал я. – Я, в общем… – тут я осекся. – А когда у вас суд?
– Завтра утром.