Ключ от всех миров

Тогот замолчал, обиделся. До поездки в Таиланд покемон не видел ничего обидного в том, что порой его сравнивали с морковкой. Но потом от такого сравнения его стало коробить, так как он узнал, что морковками в стане Сиама называли местных спутниц богатых туристов. И кто виноват, что внешне мой покемон и в самом деле напоминал огромную зеленую морковку.

* * *

Больница ничуть не изменилась, в отличие от города…

Да, за полгода власти Северной столицы постарались. Все киоски и лотки, раньше лепившиеся вокруг станций метро, превращая их в некое подобие рынков, исчезли, газоны оградили металлические заборчики и оградки. Стало более пристойно, но ничуть не чище.

А вот в больнице все было по-прежнему. На крыльце те же дамы в белых халатах с дымящимися сигаретами. Те же бахилы ярко-синего цвета по пять рублей. Та же хамовитая тетка в регистратуре, выглядящая так, словно она повелительница всего мира, а ты – нерадивый смерд, не умеющий должным образом подавать челобитную.

Тут инициативу на себя взял Иваныч, как-никак это была его вотчина, и путем несложных переговоров и трех тысяч рублей мы выяснили, что господин Дмитриев лежит в отделении хирургии, в пятой палате на третьем этаже. Единственным минусом было то, что палата нашего «друга» охранялась. Так что волей-неволей, а засветиться нам пришлось.

Итак, выставив вперед Иваныча с цветами, мы – то есть я и невидимый Тогот – отправились следом. В правой руке у меня была сетка с продуктами, а в левой, в кармане плаща, я сжимал пистолет с глушителем. Все по закону жанра.

Охранников оказалось двое – огромные лбы с узенькой полоской интеллекта между лбами и краем фуражки.

– Здравствуйте! – обратился к ним Иваныч, выставив вперед огромный букет. – Дмитриев у себя?

Оба охранника с удивлением уставились на Иваныча, потом один из них потянулся за пистолетом.

– А вы, собственно, кто?.. – начал было тот, что справа, но договорить не успел. Я вырубил его ударом ладони по шее, и подхватив тело, помог сесть назад на стул в позе томного ожидания. То же самое невидимый Тогот проделал с его товарищем. Все получилось быстро и динамично. Похоже, никто ничего не заметил.

Еще не успели охранники занять благопристойные позы, как Иваныч, прикрывая лицо букетом, шагнул в палату с басистым:

– Доброго здоровьичка.

Я направился за ним, но Тогот притормозил меня.

– Запечатай дверь и рисуй пентаграмму. Думаю, центр уже оповестили о нашем визите доброй воли, так что с минуты на минуту появится кавалерия. Страшного в этом ничего нет, но пока нам не стоит светиться.

В итоге я остался у двери, обкусывая свои многострадальные заусеницы и лишь краем глаза наблюдая за тем, что происходит в палате.

Не знаю, ожидал ли нашего визита очкарик, но при виде Иваныча он чуть на стену не полез. А пожилой товарищ на соседней койке, повернувшись в нашу сторону, поинтересовался:

– В чем дело? Что тут происходит? – лицо у него было востренькое, большие седые усы, не больной, а Чапаев какой-то.

Я краем глаза видел, как Тогот, на мгновение став видимым, цыкнул на него. Чапаев рухнул на кровать, прижав руку к сердцу. Да, мой покемон – зрелище не для слабонервных, особенно для тех, кто не подготовлен к тому, что сейчас увидит.

А Иваныч тем временем занимался с очкариком. «Отклеив» его от стенки, он аккуратно уложил его в постель, пододвинув стул, присел рядом с ним и, покачивая головой из стороны в сторону, стал внимательно рассматривать дрожащее лицо господина Дмитриева.

Я закончил пентаграмму перехода и уже бормотал заживляющее заклинание, чтобы залечить кровоточащий палец, когда Тогот, не выдержав затянувшейся паузы, вновь стал видимым.

– Еще раз всем привет, – бодрым голосом начало Тогот. – Вот видишь, мой дорогой дружок, мы снова свиделись!

При виде Тогота очкарик хотел было сквозь землю провалиться. Он вжался в кровать, так что руки, впившиеся в раму койки, побелели.

– Ну что ты, ну что ты. Не стоит так радоваться, – все тем же дурашливо-шутливым тоном продолжал покемон. – Мы же к тебе так заглянули, по-дружески…

Я подошел поближе и только тут заметил, что вид у очкарика и в самом деле покоцаный. Видимо, при последней нашей встрече я отделал его по полной под орех: правый глаз у него был заклеен пластырем, а левая нога в гипсе. А ведь прошло более полугода. При виде меня он дернулся еще сильнее, и лицо его скривилось, словно кто-то невидимый подложил ему в рот ложку горчицы.

– Ба, какие люди, – начал я, решив подыграть Тоготу. – А мы вот мимо шли. Дай, думаем, зайдем, поинтересуемся здоровьем. Вот гостинцев принесли умирающему.

– Ну, что ты, Артурчик, наш друг умирать не собирается, – приняв мою игру, отвечал Тогот. – Он хочет побыстрее вылечиться, выйти отсюда и снова начать творить всякие пакости.

– Вы… Вы… – начал, брызгая слюною, очкарик, но дальше местоимения в своих речах не продвинулся.

– Говорит, и то хорошо, – вздохнул Тогот. – А я грешным делом подумал, что у него язык отнялся.

– У такого отнимется! – фыркнул я. – Мы скорее подохнем.

– Ну вот ты, Артурчик опять все о себе и о себе. Мы же в гости пришли и хотим нашего гостя послушать.