Тварь, пролетев по воздуху, обрушилась на меня всем своим весом, сбила с ног, швырнула на землю, придавила, а я все еще жал на курок бесполезного пистолета, который, перестав стрелять, только щелкал бойком. Однако одна из пуль все же достала эту тварь, и хотя оба глаза чудовища были целы, оно лежало совершенно неподвижно. Несмотря на мою недюжинную силу, мне стоило огромных усилий сбросить с себя мертвую кошку.
– Ты цел? – наклонилась надо мной принцесса.
Я мрачно посмотрел на нее. В какой-то момент мне даже захотелось высказать ей все, что думаю, но я сдержался.
– Ты с помощью волшебства победил этих чудовищ?
Без комментариев. Нет, конечно, меня так и подмывало сказать ей все, что я думаю об этом мире, о ее образовании, об оракуле и обо всем остальном. И сдержался я не потому, что опасался чего-то или боялся оскорбить принцессу. Нет, соображение было совсем другим: «Азия, не поймут-с».
Встав и отряхнувшись, я в первую очередь перезарядил пистолет. Похоже, в этом походе он был для меня важнее, чем меч. После этого занялся поисками. Оракул, кем бы он там ни был, располагался явно не в этом «зеленом» зале.
Темные комнаты, полные какого-то сгнившего барахла.
– Послушай, – обратился я к принцессе, осмотрев очередную пустую комнату без окон, без дверей, – а что еще про этого Оракула говорят ваши легенды?
Принцесса наградила меня таким взглядом, словно хотела на месте превратить в груду пепла. И тут ее понесло. Может, сказался избыток адреналина после встречи с кошками, а может, все ее недовольство мной копилось эти дни, но она шагнула вперед, задрала нос к потолку и начала:
– Безмозглый кретин! Теперь ты просишь меня рассказать, что я знаю. Урод, а не воин! Ты же сам виноват в том, что лишился надежного проводника. Ты же не захотел, чтобы я взяла с собой своих людей. А ведь один из них нес «Сказания об Оракуле» знаменитого философа…
А принцессу несло. Вместо того, чтобы быстренько в трех словах рассказать о том, что ей известно, она начала читать мне лекцию о недальновидности воинов и о глупости мужчин как таковых…
Я сжал зубы, а принцесса все еще продолжала. Куда делась ее ледяная невозмутимость? Она вся пылала от ненависти, ненависти ко мне и, судя по ее словам, ко всему роду мужскому. Причем говорила она, состроив такую высокопарную мину, словно я был неким насекомым, покусившимся на основы мироздания.
– …Так вот, когда ты запретил мне брать с собой то, что необходимо иметь в пути каждой благородной женщине, ты поступил как истинный варвар, как настоящий дикарь…
Что ж, скорее всего, Тогот был прав. Что бы там я ни обещал этой дамочке, но выслушивать пароноидальные истерики не подписывался. Выбросив вперед правую руку, я влепил Янине пощечину. Получился звонкий, гулкий, словно удар колокола, звук. Принцесса замолчала на полуслове, и пока ее щека наливалась малиновым, медленно выдавила:
– Что это было?
Я повторил с другой руки по другой щеке, и вышло не менее звонко.