Ключ от рая

Каушут соскочил с коня и, не выказывая волнения, оглядел толпу. Взгляд его остановился на усатом персе, который на вид был постарше всех остальных. Каушут сделал несколько шагов в его сторону и остановился.

— Саламалейкум! — поздоровался он почтительно.

Усатый перс уперся прикладом ружья в землю.

— Валейкум эссалам, туркмен.

Каушут попытался вспомнить знакомые ему персидские слова, чтобы объясниться с усатым.

— Мы пришли… Мы — не воевать… Апбас-хан муше-реф. Апбас-хан мерам…[12].

Перс медленно повернул голову и крикнул поверх плеча:

— Мухамед!

Из толпы вышел очень смуглый человек, который и был, вероятно, Мухамедом. Усатый перс что-то сказал ему по-своему, после чего Мухамед повернулся к Каушу-ту и обратился к нему на не очень чистом, но понятном туркменском языке:

— Гость-ага, слушаем вас!

Это «гость-ага» в сочетании с вооруженной толпой так рассмешило Тач-гока, что он не удержался от улыбки, но вовремя прикрыл губы рукой.

Каушут же с невозмутимым лидом продолжал переговоры.

— Мы послы. Мы пришли без людей и оружия, чтобы только поговорить с вашим ханом, потому что слышали, что у вас в ауле девять наших пленников. Мы просим вас провести меня и моего спутника в дом Апбас-хана.

Переводчик объяснил все это усатому персу, и тот дал приказ людям расходиться. Толпа стала медленно рассеиваться. Но некоторые, даже отойдя к своим домам, все продолжали оглядываться на чужеземцев, словно стараясь получше запомнить их лица.

Мухамед и усатый перс повели гостей к Апбас-хану. Всю дорогу их провожали любопытные взгляды иранцев.

Дом Апбас-хана находился в самом центре аула. Каушут и сопровождавшие его вошли во двор, огороженный глинобитным забором. Хозяин дома лежал под навесом и играл в шахматы с каким-то стариком.

Апбас-хан хоть и слыхал уже о прибытии гостей, но был поглощен шахматами настолько, что никак не отозвался на эту новость. И даже когда чужестранцы появились у его двора, он только кивнул: «Введите!» — и снова уставился на фигуры.

Каушут и Тач-гок привязали своих коней, подошли к хану и почтительно поприветствовали его. Хан молча пожал им руки, а взгляд его так и не оторвался от доски. Друзья присели на край ковра и на всякий случай помолились аллаху.

Хан, видя, что противник все еще намеревается сопротивляться, угрожающе кашлянул. Противник подумал немного и, вздохнув, признал себя побежденным. Лицо хана довольно засветилось, он уперся обеими руками в палас, слегка отодвинулся назад и словно тут только заметил двух незнакомцев, сидевших напротив него. Хан перевел удивленный взгляд на усатого перса, и тот поспешно рассказал ему о цели визита гостей.

Апбас-хан похлопал ладонями по голенищам сапог, поразмыслил немного, потом взгляд его остановился на хурджуне, лежавшем у ног Каушута.

— Что там, в хурджуне? — спросил он.

— Там одна круглая лепешка, — ответил Каушут.

Апбас-хан весело рассмеялся:

— И стоило этой лепешке ехать так далеко?

— Бывает, хан, и целые аулы из-за такой лепешки садятся на коня.

Каушут намекал на те налеты и грабежи, которые Апбас-хан совершал в Серахсе. Хан сразу понял это, и лицо его изменилось.

— Я не знаю тебя! Ты пришел с пустыми руками! Кто ты такой? Хан или бек? А если не хан и не бек, то по приказу какого хана ты пришел? И кто рядом с тобой? Конюх? Или слуга?

— Я не хан и не бек. Но я хан в своем племени. А рядом со мной простой дехканин. Мы прибыли к вам с позволения Ораза Яглы-хана.

Услышав знакомое имя, Апбас-хан немного смягчился. Яглы-хана он знал хорошо. Им не раз приходилось встречаться для переговоров о пленниках, воде и земле.

— Почему же он не пришел сам?

— У хана теперь плохое здоровье. Ему тяжело проделать такой путь…

Эти слова, видимо, напомнили Апбас-хану о собственной старости и размягчили его еще больше.

— Да, старость, болезни… Нет ничего страшней на этом свете. — Он посмотрел на крепкие плечи Каушута. — Было бы мне сейчас сорок, я бы вызвал тебя на борьбу и в награду поставил бы пленников. И, думаю, не слишком бы рисковал…

«Эх, что-нибудь в этом роде было бы очень кстати», — подумал Каушут в ответ на самолюбивую усмешку хана.

— Хан-ага, а может, у вас есть какие-нибудь другие условия, кроме борьбы? — осторожно вступил в разговор Тач-гок.

Апбас-хан огляделся по сторонам и заметил миску, доверху наполненную вареным мясом. Он весело кивнул головой на нее:

— Что ж! Разве кто больше съест баранины? Хоть по возрасту вы и младше меня, но вдвоем ваш вес почти будет равен моему.

Друзья вежливо рассмеялись в ответ.

— Но по правде есть одно условие, — начал было Ап-бас-хан. — Но…

— Какое же?

— Шахматы. Но я боюсь, настоящей игры у нас не будет…

— Почему?

— Потому что шестьдесят лет из своих семидесяти я играю…

— И это все?

— Нет, не все. Еще и то, что вы туркмены, кочевники…

Каушута задели эти слова, но он сдержался и ничего не сказал. Тач-гок же подумал, что шахматы — неплохое условие. Он видел, как играл Каушут, считал его сильным игроком. Он надеялся, что Каушут пойдет на предложение хана.

— Вы — кочевники! — продолжал Апбас-хан, похлопывая снова по голенищу сапога.

На сей раз Каушут не смог промолчать.