Проснулись и вскочили спутники его, ничего не понимая, спрашивая, кто кричал; и Багтыяр-бег, едва опомнившись, поспешил сказать им, что ничего не случилось, просто приснился кому-то, верно, дурной сон, вот и вскрикнул… Мало-помалу все опять улеглись, дневная усталость и сон брали свое. Со все еще колотящимся сердцем прилег и он, время от времени озирая бессонными теперь глазами тьму вокруг, пытаясь понять, что же произошло. Он уже потихоньку проверил халат: его личные деньги, и немалые, остались на месте нетронутыми… Значит, не они интересовали того человека-призрака со слепым, точно глиной замазанным лицом? Что же тогда? Оставалась одна драгоценность — лекарство…
До рассвета не сомкнул глаз Багтыяр-бег, уже страшась уснуть и обдумывая, как быть… Несомненно, они ищут лекарство и знают, где его искать… но откуда, как они узнали?! Это было выше его понимания. Ладно, допустим, что они ищут лекарство, и скорее всего — для этого старого своего мукамчи. Но от кого могли они все узнать, если о том знают лишь два человека, как никто умеющие хранить свои тайны? Где были те уши, что подслушали их разговор, подслушали их мысли?..
Уши эти везде. Степь знает все, сказал ему как-то один аксакал, к которому и Рахими-хан не чурался заезжать за советом… Неужели все?! Да, все, и надо быть готовым ко всему.
С восходом солнца караван стал понемногу собираться в путь, хотя Багтыяр-бег и не торопился теперь из-под защиты гостеприимства в пустыню, — там их могло ожидать всякое… Пока его спутники торговали товарами, он переговорил с Майли-баем, который в самом деле оказался покладистым и большой цены за себя, за будущую помощь Рахими-хану кое в чем не заламывал. К обеду караван тронулся наконец в дорогу. Советник долго думал, куда бы ему понадежней спрятать коробочку с лекарством, и решил зашить ее в старое ватное одеяло, служащее им подстилкой под общий дастархан. Перепрятали и деньги, потому что, как говорил Рахими-хан, без них среди людей — все равно что в пустыне без воды…
Они не прошли и половины пути до следующего аула, как вдали на тропе заклубилась навстречу им пыль, из нее вынырнули всадники… То, чего боялся и ожидал советник, случилось. Десятка два их, вооруженных не хуже ханских нукеров, окружили караван, и он тотчас увидел среди них черноусого. Впору было вспоминать молитву-келеме, которую всяк правоверный творит перед лицом смерти, потому что тягаться оружием с ними было бесполезно, на чужой земле тем более…
Черноусый подъехал к нему, требовательно и сурово оглядел:
— Ну-ка, гость, выкладывай, что на душе… пока не перебрался на следующий бархан.
Там, впереди, одиноко торчало на крутом бархане мертвое, давно высохшее дерево — неужели не пощадят?! Багтыяр-бег побледнел, сдержанно положил руку на сердце, склонил голову:
— Если нас считают гостями, то нам тогда нет причин беспокоиться за свою судьбу. Она в руках хозяев этой земли, а мы наслышаны о гостеприимстве туркмен…
— Сладкоречив ты, караванбаши… — Багтыяр-бегу показалось, что он произнес это слово — «караванбаши»— с усмешкой. — А ну, слезайте, да поживее! Нам некогда состязаться с вами в красноречии…
С топотом спешились и туркмены, стали снимать с верблюдов большие вьючные мешки-канары и высыпать все, что в них было, прямо на песок. Черноусый кивнул головой в сторону «караванбаши», и двое крепких джигитов старательно, ничуть не стесняясь, обыскали всего советника. Отдали своему предводителю найденный кошелек и даже потайной тонкий нож, который всегда носил при себе Багтыяр-бег, от них не укрылось ничего. Черноусый мельком глянул на содержимое канаров — одежду, посуду, кузнечные поделки, на снятые и перевернутые верблюжьи седла и все другое, в чем копались, небрежно откидывая, его подручные. Обыскали и всех других, но денег, слава аллаху, не обнаружили. Легко, как это умеют делать туркмены, черноусый вскочил на коня, бросил под ноги советника глухо брякнувший деньгами кошелек:
— А в гости с оружием не ездят — запомни это, караванбаши…
И, зажав в поле халата лезвие ножа, с хрустом сломал его, бросил рядом с кошельком. Поднял коня на дыбы, круто завернул и понесся в пустыню, увлекая за собой всех своих. Вскоре они скрылись в барханах, как и не было, остался лишь ископыченный песок, вывернутые канары да кошелек под ногами — с обломками ножа…