Ключ от рая

Не успели они еще снять тюки с уставших верблюдов, как пришел хорошо одетый старик и пригласил их, гостей аула, на свой праздник: он достиг возраста Магомета, ибо как раз в шестьдесят три года и закончил пророк свое земное существование и был призван к себе аллахом… Отказ отведать готовой пищи был бы величайшим оскорблением, на всякий случай тонко намекнул старик, но отказываться никто и не собирался, все были рады отдохнуть от долгого перехода.

Перед кибиткой старика, куда сошлись и съехались гости со всей, в два-три дня пути, округи, дымились очаги, из огромных черных казанов шли запахи знаменитого туркменского «чектырме» — густой мясной похлебки, горкой сложены были в ожидании раздачи большие деревянные миски-керсены… Многое тут было в диковину для Багтыяр-бега, хоть и успевшего пожить в стране туркмен более десятка лет, но не побывавшего еще ни за одним простонародным дастарханом, ибо ниже байских застолий опускаться себе не позволял. И, пожалуй, зря он это делал, потому что еда была хоть и не очень изысканна, но вкусна и здорова, а эти туркмены приветливы и добродушны на удивленье… Он и его спутники были посажены в ряду самых почетных гостей, и внимания к ним проявляли не меньше, чем если бы они были лучшими гостями хана. Только здесь было не угожденье слуг, боящихся наказания, а простая и искренняя заботливость, и он не первый советник могущественного Рахими-хана, а никому не известный купец со своими спутниками…

После угощений следовали всякие зрелища, а их опять сменяли угощения. Багтыяр-бег с интересом разглядывал людей, следил за происходящим и особенно оживился, когда объявили местную борьбу «гореш». Он и сам когда-то увлекался борьбой, — правда, своей, у себя на родине; видел он, как борются и здесь, но сейчас его заинтересовало именно то, что тут не было каких-то особенных борцов-пальванов с могучими плечами и широкой грудью, чаще всего ханских нукеров. Нет, в этот круг выходили обыкновенные скотоводы-кочевники и земледельцы, кузнецы и копатели колодцев. Все знали здесь цену друг другу, характер и ухватку, и их соперничество в борьбе длилось от праздника к празднику, иногда многие годы, если не десятилетия — так это понял Багтыяр-бег из разговоров и криков толпы, подбадривающей своих любимцев, и не мог оставаться равнодушным. Не сказать чтобы приемов борьбы у них было много, но зато была природная хватка и ловкость, что он больше всего и ценил в этих состязаниях.

Оставшийся победителем всех схваток рослый и грузный мужчина расхаживал по кругу, а зазывала насмешливо кричал:

— Ну что, не осталось смельчаков сразиться с нашим Батманом?! Предлагаем и гостям размять животы перед очередным блюдом… хотя сам я ни дома, ни в гостях не хотел бы побывать под этим быком!..

Дружный смех ему был ответом. Но тут из гостей поднялся невысокий, на кривоватых сухих ногах, но довольно широкоплечий человек и вышел в круг, оглядываясь и улыбаясь. Кто-то узнал его, крикнул:

— Ханвели, куда ты?! Не оставляй свою семью без кормильца!..

— Да-да.„лучше сядь с нами и выпей айрану. Ибо чем ты от нас отличаешься, что выходишь в круг?!

На сухощавом смуглом лице Ханвели опять сверкнула улыбка:

— Пусть я буду последней телкой в стаде, если окажусь под этим быком!..

— Ну и ну! Он желает быть телкой!..

— Наш жеребенок хочет лягнуть нара[120]. Тогда тебе придется очень высоко подкинуть свой зад, Ханвели!

— Ха-ха-ха!..

— Беги из круга, пока не поздно!

Ничуть не обижаясь на эти грубовато-добродушные выкрики и смех, Ханвели еще раз расправил под поясом халат:

— А спрошу-ка я вашего пальвана Батмана, пел ли над его колыбелью свой Салланчак-мукам Годжук Мерген?

— Нет, вроде бы не пришлось, — сказал один из аксакалов, и Батман кивнул, подтверждая его слова.

— А над моей спел! И потому я не боюсь выходить в этот круг, земляки.

— Только-то?! — насмешливо воскликнул сосед Багтыяр-бега, если судить по одежде и повадкам — местный бай, не решившийся, видимо, отказаться от приглашения почтенного старика. — Маловато!..

Багтыяр-бег еще только, можно сказать, начал свое путешествие, а уже успел несколько раз услышать от людей имя старого мукамчи. Но особенно удивило это его сейчас, здесь, где, казалось бы, не было никакой особой надобности упоминать его. И это при том, что имени Эсен-хана, их куда как известного притеснителя, ему еще от них слышать не приходилось — как, впрочем, и упоминаний о шахе… Да, прав Рахими-хан: велико почтение населяющих пустыню людей к этому имени, и если бы вправду удалось заставить работать это почитание на их замыслы… Велико, хотя вряд ли оно поможет этому смельчаку с кривыми ногами.