Ключ от двери

Но Брайн не возвращался два часа, и за это время все успели забыть его выходку, — все, кроме самой Маргарет. Родителей не было дома, она показала ему угрожающе сжатый кулак с противоположного конца стола, когда он отрезал себе хлеба. А вскоре они вместе играли в игру «дальше всех».

Иногда утром Ситон оставался глухим к стуку в дверь, предупреждавшему, что пора на работу, и даже к Вериным попыткам поднять его.

— Вставай же, Хэролд, ведь опоздаешь. В дверь уже давным-давно стучали.

При третьем толчке он бубнил из-под одеяла, что се­годня он не пойдет.

— Ну, брось лодырничать, — уговаривала Вера. Он снова засыпал, бормоча:

— Не пойду я, к чертям... — Он хотел показать, что уж если лишился дневного заработка, то, во всяком слу­чае, насладится тем, что будет валяться в постели, сколько влезет. Позже, уже за завтраком внизу в кухне, он го­ворил:— Шесть лет без меня обходились, обойдутся те­перь один-то день. Я под их дудку плясать не стану.

— Вытурят тебя — и все, — отвечала Вера, убирая со стола посуду.

— Не вытурят. Скоро война. И принеси-ка обратно мою кружку: хочу еще чаю.

Подобные случаи повторялись не настолько часто, что­бы вызывать тревогу. Вера знала, что Ситон не лодырь, знал это и он сам. Трудолюбие было у него в крови, но с того времени, как его приговорили к пожизненному посо­бию, ему не так-то легко было начинать другую жизнь. В те дни, когда Ситон не выходил на работу, Брайн, воз­вращаясь из школы домой, заставал отца в более мрач­ном, злобном и свирепом настроении, чем это бывало с ним даже в дни самой отчаянной нужды, когда они жили на пособие.

Как-то в понедельник утром мистер Джонс не пришел в школу; из класса в класс передавали весть, что он бо­лен, простудился, когда в пятницу, возвращаясь домой, попал под дождь. Занятия шли, как обычно, только без всегдашнего нервного напряжения. «Почему бы ему вот так не сидеть себе дома? — рассуждал Брайн. — Совсем и не нужен никакой директор». Уроки проходили приятно, но в течение этой свободной недели Брайн иногда все же ждал, что вот сейчас, собрав всю свою злобу, появится, как привидение, мистер Джонс, еще больной, и сразу спугнет радость в классе уже одним тем, что вдруг по­кажется за стеклянной дверью его страшная рожа. Во всяком случае, Брайн побаивался, что после драки, проис­шедшей в конце недели, кто-нибудь из родителей, чей сын явился домой с рассеченной бровью, донесет об этом в школу. И тогда мистер Джонс ворвется в класс во время урока закона божия и начнет вычитывать имена в списке, размахивая им перед классом. И первым в этом списке будет Брайн Ситон.

Но мистер Джонс не показался и на следующей не­деле. Во время перемены во дворе не слышалось всегдаш­него оглушительного гомона, больше было смеха и мень­ше расквашенных носов. Один раз Брайн пришел в школу раньше обычного — была его очередь вносить показания термометра и барометра в диаграмму на стене. В классе уже сидело несколько учеников, они негромко разговари­вали между собой, но, как видно, что-то случилось, по­тому что двое из них, казалось, вот-вот заплачут, а у одного и в самом деле текли беспомощные слезы, будто ему пустили в глаза папиросный дым. Это был староста, и остальные тоже все любимчики мистера Джонса, ни разу не испытавшие на себе его ярости. Они, впрочем, тер­пели общество Брайна — на экзаменах его отметки часто бывали не ниже их собственных.

— Что там такое, Джонсон? — спросил Брайн, тру­дясь у диаграммы.

— Мистер Джонс умер, — ответил Джонсон.

При мысли о такой возможности Брайн просиял: ему сразу представилась длинная вереница легких уроков.

— Брось меня дурачить!

— Я не дурачу. Он правда умер.

— Да, это верно, — сказал кто-то еще. — Умер про­шлой ночью от воспаления легких.

Покончив с диаграммой, Брайн кинулся из класса и встретил Джима Скелтона, когда тот входил во двор. Брайн принялся тискать Джима, обнимать, пустился в пляс.

— Что такое? — прашивал Джим.—Что стряслось?

— Джонс окочурился, — сказал Брайн. — Сдох, честное-пречестное слово, провалиться мне, если вру.

Рыжие волосы Джима развевались от ветра.

— Ах ты, брехун несчастный! Заткнись, все равно не поверю.

Брайн рассмеялся.

— Вот и я им в классе так же сказал, но это правда, правда. Схватил воспаление легких и окочурился. Мне только что сказал Джонсон. Не веришь, так зайди в класс, увидишь и его и всех его дружков, как они там все хнычут.

Джим наконец поверил. Оба были готовы плакать от радости, точно так как те в классе плакали, горюя.

— Ну, Брайн, давно ему пора, верно? — Он вытащил из кармана пакетик с шариками.— Давай поделим их и сыгранем, а?

Были прочитаны молитвы, устроили сбор пожертвова­ний на подобающий венок; Брайн опустил в кружку полупенсовик. Затем объявили, что каждого школьника, же­лающего присутствовать на похоронах мистера Джонса, освободят от половины уроков. Брайн мысленно все взве­сил и решил, что не стоит. На похороны ушли трое учи­телей, и в школе чувствовалось сдержанное ликование.

11