Вера пошла опустить штору, и вдруг громкий, настойчивый крик газетчика: «Специальный выпуск!» — наэлектризовал комнату. Слышно было, как за окном раскупают газету, как звякают монеткн, когда газетчик дает сдачу. Брайн испугался, он всегда представлял себе взрывы бомб, всякие страсти, бои с пушками и штыковые атаки, когда слышал крик «Специальный выпуск!», потому что мать однажды сказала ему: «специальный выпуск» — это значит война.
Вера нарушила молчание:
— Пойти купить?
— Да ну, не стоит, — ответил Ситон. — Небось что-нибудь об Испании, только и всего. По радио услышим.
Голос газетчика был уже далеко, и Брайн сказал
— К бабушке приходил один дяденька, продавал за.два пенса календарь Старого Мура, и она купила, и я прочитал в нем, что скоро будет большая война.
— Не будет, не беспокойся, — сказала мать с усмешкой, добавляя всем еще по куску хлеба. — А если и будет, тебя не призовут.
— Вот и хорошо. Я боюсь войны.
Ситон буркнул что-то злое, саркастическое.
— Хуже, чем сейчас, не будет. Начнут гонять туда-сюда, и жрать нечего — все то же самое. — Настроение его вдруг круто изменилось, он со смехом посадил Маргарет к себе на колени. — Ну, моя кудряшка, расскажи еще что-нибудь, что ты в кино видела, а я дам тебе за это отхлебнуть моего чаю.
Они смотрели в черный провал между шлюзами канала. Далекий блеск воды был виден лишь урывками, когда на мгновение показывалась обложенная тучами луна: похоже было на угольную шахту, выкопанную так глубоко, что ее наполнила вода, блестевшая, как сапожная вакса.
Всего в нескольких ярдах наверху за парапетом моста с ревом проносились автомобили и автобусы, мчавшиеся в город из глуши лесов и полей, а навстречу, оставив позади себя неровную полосу города, летели, освещенные фарами, машины, что стремились к какой-то иной, не известной Брайну цели.
Мальчики сидели одни, скрытые от огней, не видимые никому. Берт ткнул коляску ногой.
— Я бы и эту спихнул прямо в воду... только, если я вернусь домой без нее, мне зададут порку. Нашей Миджи всего четыре года, мама каждую неделю возит ее в этой коляске, ей лечат ногу.
Берт щелкнул плоским фонариком — дешевенькая модель стоимостью в один шиллинг и четыре пенса, приобретенная на деньги, которые им удалось выклянчить, когда они ходили по городу с чучелом Гая Фокса. Пальцы Берта еще раз нажали кнопку, и снова засветился единственный глаз Полифема, выпученный на верху фонарика.
Брайн отпрянул назад, подальше от обрыва, уходящего в бездонную воду — холодную и к тому же мокрую, вся одежда сразу станет тяжелой, так и потянет вниз, а если даже вынырнешь, ухватиться не за что, одни только гладкие стены.
— Ну, давай. Ты бери Гая за одну руку, а я за другую, и бросим, — сказал он и опять взглянул на воду. — Даже и не слышно будет, как бултыхнется.
— Э, никакого интереса, — покачал головой Берт.— Взять бы домой да припрятать, а потом на карнавальный костер — вот бы здорово горело!
Брайн терпеть не мог перемены планов. Это вызывало в нем тревогу, потому что его собственное сознание было еще слишком податливо, готово повернуть в любую сторону. Простейшее решение стоило больших усилий, изменить его казалось недопустимой растратой духовной энергии. Купить фонарики на деньги, вырученные за Гая Фокса, — на это решиться было не трудно, но теперь оба чувствовали себя виноватыми в том, что не разделили добытых три шиллинга между собой, чтобы отдать их дома на еду. Потому необходимо было избавиться от чучела: когда в лицо им полетят упреки родителей, они скажут, что его отняли у них большие мальчишки, прежде чем удалось заработать на нем хотя бы пенс.
— Еще и не утонет, кто его знает, — сказал Брайн.— А когда утром придет фараон, он подумает, что это не чучело, а настоящий человек — бросился и утопился. Тогда фараон сорвет с себя шлем и плащ и тоже бултых в воду.
Это решило дело.
— И, может, утопнет, — сказал Берт. — Почем знать. Не все фараоны умеют плавать.
— Нет, фараоны не тонут, — сказал Брайн убежденно, застегивая на Гае старый пиджак, будто то был парализованный и горячо любимый брат, которому грозило воспаление легких. — Если фараон нырнет, так уж вынырнет обратно. Мы бы не вынырнули, а он вынырнет.
— А может, и нет. — Берт старался продлить приятное воображаемое зрелище. — Схватят судороги, и все. Вода холоднющая, сколько угодно могут быть судороги. А если схватили судороги, тебе крышка. Прошлым летом у одного парня в лагере «Для детей безработных» случилось вот так же — судороги в ноге, и он два раза ушел под воду, пока его сыскали. Он, правда, не умер. Брайн подхватил нить его воображения: