Ключ от двери

Из грошей, полученных за неделю, к субботе иной раз удавалось наскрести сумму в три пенса — стоимость билета на утренний киносеанс. Брайн собирал на свалке тряпки и металлический лом, выклянчивал у бабушки кро­личью шкурку, а у Мертона — завалявшуюся пивную бу­тылку и, сунув все это в мешок, тащил к конторе утиля во дворе на Олфритон-роуд. Когда однажды Ситону под­вернулась работа, оклейка стен, Брайн смог взять с собой в кнно и Маргарет с Фредом. Они пришли за час до на­чала и, держась за руки, стояли в длинной очереди вместе со всей шумной, крикливой детворой. Ребятишки толпи­лись и вокруг тележек с мороженым. Еле успев положить свои полпенса на цинковую бадейку, от которой веяло холодком, Фред рассеянно пнул ногой по колесным спи­цам тележки и с ревом пошел обратно, потому что моро­женое выскочило из картонного стаканчика, упало на мо­стовую и таяло с такой быстротой, будто торопилось ис­чезнуть. Брайн пытался успокоить братишку, но тот от­чаянно тер глаза крепко сжатым кулаком и, кривя рот, вопил:

— Хочу еще стаканчик!

Брайн пригрозил:

— Не замолчишь — в кино не возьму.

— Хочу мороженого! — плакал Фред.

Брайн не в силах был устоять перед слезами. Для него слезы были самой худшей напастью, какая только могла случиться, хуже, чем вызвавшая их причина, кото­рая была уже забыта. Слезы сильнее, чем вера, должны бы сдвинуть гору, но как жаль, что они проливаются с такой легкостью.

Фред продолжал голосить. Все повернулись в их сторону и смотрели.

Маргарет пощелкала языком так, как это часто делала мать.

— Вот поганец!

Брайн не выдержал. Если бы плакал кто-нибудь дру­гой, он бы разозлился, но ведь это был его брат, и он пожалел малыша, почти испугался за него.

— Ладно, купи себе мороженого, — сказал он, сунув ему в руку полпенса, и поток слез прекратился, как по мановению волшебной палочки.

— Смотри не урони опять! — крикнула Маргарет в не­возмутимый затылок Фреда, уже стоящего возле тележки.

По булыжной мостовой мчались, словно выпущенные из рогатки, автомобили и автобусы, и Брайн нырял между ними, пробираясь к газетному киоску, чтобы купить ко­микс. Он встал на тротуаре и начал читать про последние злодеяния Чана, человека-топора, и мгновенно очутился далеко, в других краях, — стоял невидимым зрителем на широком речном берегу и глядел, как течение уносит к плотине груженную динамитом джонку, которой пред­стояло там взорваться и взрывом затопить виднеющиеся вдалеке равнины. Его восхитила грандиозность этого раз­рушительного замысла, он сочувствовал Чану, будто то был его давно пропавший без вести дальний-предальний родственник, скитающийся где-то в необъятных просторах Китая. Брайн понимал, что Чан — негодяй и что трое анг­лийских юношей, беспомощно стоящих на берегу, спасли бы плотину, если б могли, но Чан, злодей, спустивший джонку на реку, был значительнее, он-то и является глав­ным героем. Джонка взорвалась, тысячи кусков ее по­висли в воздухе до очередного выпуска на следующей не­деле, но даже этот факт не заставил Брайна подумать о создателе Чана, о том, что Чан — всего лишь несколько черточек на бумаге. Неограниченные силы воображения превратили Чана даже во что-то большее, чем реальное существо.

Брайн поднял глаза, увидел, что подошла его очередь, и купил в кассе три билета по три пенса каждый. Зал, в котором носился смешанный запах духов и сырости, был уже почти полон, и Брайн повел сестру и брата к первому ряду.

Администратор дал знак, на экран тут же выскочили, словно марионетки, Три Студжа — и чистый, ничем не сдерживаемый смех вспыхнул, как фейерверк. В конце сеанса, когда «Джим из джунглей» еле вырвался из кро­кодильей пасти, похожей на раскрытые ножницы, все двери в зале распахнулись и Брайн, поставив перед собой Маргарет и Фреда, повел их к выходу, защищая руками, чтобы малышей не затолкали в толпе. Фред выбежал пер­вым и принялся издавать громкие тарзаньи кличи, но Мар­гарет велела ему перестать, если он не хочет, чтобы она его отшлепала.

Домой они бежали бегом: моросил дождь. Дома уже зажгли свет. Вера разрезала хлеб и каждый ломоть на­мазывала маргарином и сливовым джемом. Ситон сидел у огня, курил сигарету, у края каминного загнетка стояла его кружка чаю.

— Пап, как здорово в кино было! — сказала Марга­рет, и он смеясь притянул девочку к себе и стал звонко целовать холодные от дождя щеки.

— Вот как я люблю свою дочку!

Он с вниманием слушал ее сбивчивый пересказ на соб­ственный лад понятого фильма о Джиме из джунглей. Брайн вгрызался в свой ломоть.

— Самая лучшая картина — это «Три Студжа», пото­му что в других картинах были женщины. Никогда не видел длинной картины и чтоб в ней не было женщины.

— И никогда такой не увидишь, — заметила Вера, ставя на стол ряд чашек и кружек для чая. — Мужчины уж очень любят на них смотреть.

— Придет, Брайн, время, и ты на женщин тоже на­смотришься всласть, — сказал Ситон со смехом.