Ключ на тридцать два

При этом сплошь и рядом на модных курсах каждого хоть сколько-нибудь высоко забравшегося менеджера научат, как надо вести себя в условиях рынка, приводят примеры того, как разные мировые компании поступали в той или иной ситуации. Отлично! Только не работает это здесь. Не так все работает. Тут все просто: устроился в монополию, забрался высоко и осваивай бюджет, а на тех, кто внизу – плевать, пусть сдохнут или друг друга сожрут… а потом сдохнут все равно. Сидишь себе наверху в боярской шубе и к челяди не спускаешься, чтобы подол не испачкать. Вот – идеал, один и единственно правильный. К нему и стремится тот, кто поумнее. Остальное – чушь собачья да сказки для малолетних дурачков-романтиков. «Забота у нас простая, забота наша такая…»1 Да бог с ними. Лечу в столицу.

В самолете лица, все схожие по настроению и уровню злости, который еще чуть-чуть, и дойдет до отсечки. Как будто их только и делают, что лупят палками по хребтам. Глупцы, не знают своего счастья. Я тоже своего не знаю. Я с ними. С того самого времени, как сидел так, смотрел на жирафиков, слушал вопли других детей и думал, что я следующий. Все там сидели. А теперь все – с прокисшими рожами в этом самолете. Стюардессы только улыбаются своими вынужденными улыбками, отчего, впрочем, они и авиакомпания только выигрывают. Одна из них, особенно привлекательная, напоминает мою знакомую, только от вида которой я прихожу в возбуждение. У меня с ней ничего не было. А не мешало бы разок-другой переспать… Вернусь – посмотрим.

Рядом сидит иностранец. Этих сразу видно. Джинсы, красная кофта, здоровые ботинки, фотоаппарат «Никон» на широком ремешке с узорами под хохлому или что-то вроде того. Возраст – не меньше сорока. Лысый. Улыбается. Один среди двухсот одуревших от угрюмости рож улыбается. Так и хочется втащить ему веслом по затылку, а если еще раз улыбнется – выкинуть за борт. (Шучу, конечно.) От него веет простотой, беспечностью и уверенностью – самыми нелепыми вещами, которые у нас не приветствуются и пресекаются на корню. Ясное дело: он живет не здесь, не в этом обществе. Чертов пришелец. Не то чтобы нравится мне его рожа, но все же, поглядывая на него, думаю, что мне, скорее, повезло, что я сижу рядом с ним: хоть какое-то разнообразие. Хорошее утро. По крайней мере разнообразное. Надеюсь, что и день будет хорошим, и – не угадываю.

В этот город как ни приедешь, так окунешься в унылое дерьмо. Ровно то же самое и сегодня: дождь, серость и пробки. Час трачу на то, чтобы проехать пару километров на такси. Пешком было бы гораздо быстрее. Но когда поливает как из шланга и чемодан в руке – какая прогулка? Думаю прийти в гостиницу и нанять шлюху. В гостинице передумываю. Кружку пива… две кружки… и спать.

Кроме вечно дрянной погоды второе, что наводит тоску, – это местные контрасты: «бентли» и «майбахи», припаркованные на тротуарах, и нищие, сидящие на этих же тротуарах и просящие милостыню. Сверху магазин «Гуччи», в котором вы можете купить своей гламурной любовнице с вставными сиськами шарфик за две тысячи долларов, а спуститесь в переход около этого магазина – и пожалуйста: трусы от фабрики «Красноармеец» по сто рублей за пятьсот штук. Если на год, то оптом дешевле, да и протираются они на жопе за два дня.

Скажете: что, везде так? Да, не везде. В деревне хотя бы все нищие относительно этих. Так честнее, что ли. А глядя на это разделение, сам себя невольно относишь… угадайте к кому?

Да, «бентли» у меня нет. Иду пешком по тротуару с потоком, в котором не растворились только «бентли», «майбахи» и совсем законченные нищеброды, сидящие вдоль домов. Все сливается в какое-то единое ощущение собственной беспомощности и бестолковости. Это там, дома, я еще кем-то себя чувствую. А здесь я – никто, ноль без палочки среди миллионов таких же.

Прихожу в компанию, в длинную комнату для совещаний, обставленную, не иначе, еще в девяностые, по приказу местного наполеона, на боярский манер. Это вам не в тапки срать – тут собираются серьезные люди обсуждать важные дела. Иногда только челядь вроде меня заходит, когда позовут. Но это, что называется, «на ковер». И ковер здесь есть, красный, и длиннущий дубовый стол, и стулья дубовые с красными поджопниками. Короче, все не для того, чтобы работать, а чтобы раздавать кнуты и пряники. Заходишь, вспоминаешь Сталина и ждешь приговора.

Кстати, говорят, что в приемной у Самого Главного нет стульев. Тебя вызывают, и ты стоишь там, ждешь, пока тебя пригласят. Можно и три часа простоять. А чтоб не зазнавались и свое место знали. Так-то.