Ключ из желтого металла

– Карл – это, что ли, папу твоего так зовут? – меланхолично спросила Мирра. – И ты, получается, Филипп Карлович. С ума сойти, везет же некоторым… Ключ, значит? Ничего не понимаю. С каких это пор Лев ключами занялся?

– Не думаю, что он ими занялся. Тут другое. Он, если не врет, поклонник Карла. Узнал про его хобби и специально отыскал редкий ключ, чтобы был повод завязать знакомство с кумиром. А тут такой облом – Карл не смог сам приехать, пришлось мне.

– Поклонник, говоришь? – Мирра была окончательно сбита с толку. – Это как? Лев вроде не по мальчикам… был, по крайней мере.

– Карл – музыкант. Органист, – объяснял я. – Некоторые специалисты считают, что лучший в мире, другие в этом не уверены. Но он нереально крут, это без вопросов.

– Без вопросов, значит, – растерянно повторила Мирра. – Как-то все уж слишком лихо закручено. И ведь не врешь, вот что поразительно.

– Не вру, – согласился я. – Но если тебе все равно стрёмно, меня можно выставить в любую минуту. Я огорчусь, но не обижусь.

Мирра некоторое время обдумывала мои слова.

– Извини, – наконец сказала она. – Чего я вообще на тебя взъелась? Сама с Болеслевом столько лет тусовалась, а другим, выходит, и один раз, по делу, – нельзя?.. А все равно неприятно думать, что он тебе наверняка понравился. Лев всем поначалу нравится. Я помню, как он умеет очаровывать.

– Умеет, – согласился я. – Но еще лучше у него получается озадачивать. Я до сих пор ни хрена про него не понимаю. Столько усилий, чтобы вызнать наш адрес…

– Ваш адрес? – насторожилась Мирра. – Вот с этого места, пожалуйста, подробнее.

– У отца еще в ходе переписки возникло впечатление, что пан Болеслев хочет узнать адрес его квартиры. Он меня на всякий случай предупредил – дескать, имей в виду и не выдавай. У Карла есть смешная версия, что Лев замыслил стащить его коллекцию старинных шарманок. Или работает на человека, который замыслил.

– Лев отродясь ни на кого не работал, – сказала Мирра. – И антикварное барахло его не интересует. Еще чего. Нет, тут что-то другое. Что-то не так с этой вашей квартирой. Или, наоборот, что-то очень так.

– С нею все более чем так, – усмехнулся я. – Прекрасная квартира, три этажа, еще и с подвалом. Сам себя завидую – тот я, который хотел бы там жить, тому мне, который от собственного счастья отказывается. Но какого рода удовольствие можно получить, узнав ее адрес, – ума не приложу. Особенно если не красть шарманки… А пану Болеслеву, видишь, невмоготу. На каких прекрасных гнилых козах он ко мне подъезжал, слышала бы ты. Каждая как минимум Амалфея.[20] Нынче вечером он наконец нашел прекрасный повод вызнать мой адрес, диск сестер Пешиковых обещал прислать, где скрипка и барабан…

– Скрипка и голос, – почти машинально поправила Мирра. – Они обалденные, да.

– Вот и Карл говорит – голос, – вздохнул я. – А я слушал скрипку и барабан… Ладно, неважно. Важно, что я дал Льву свой московский адрес. Он молодец, бровью не повел. Но очаровывать меня резко перестал. И мне как-то сразу захотелось уйти и больше никогда не возвращаться. Такова сила его обаяния.

– Да, это он тоже умеет, – кивнула Мирра. – Удивительное дело, чем больше тебя слушаю, тем меньше понимаю.

– То же самое было, когда ты объясняла про сны, – ехидно сказал я.

– Сны – ладно бы, тут не говорить надо, а делать, по ходу разберешься, – отмахнулась она. – А вот ты меня серьезно озадачил. Я все-таки Льва очень неплохо знаю. И все, что ты рассказываешь, обретает смысл только в том случае, если… – Она умолкла и задумалась.

– Если – что?

– Если в доме твоего отца хранится что-то по-настоящему ценное. Не барахло, не деньги. Не знаю, короче. Лев – не коллекционер и не бандит, он… – тут Мирра осеклась и покачала головой. – Дай-ка мне еще сигарету.

Я дал. Чего не сделаешь для хорошего человека, от которого ждешь душераздирающих откровений.

– Слушай, – сказала она. – Вот, к примеру, я. Ебанутая художница, в прошлом маленькое храброе сибирское чмо, какой с меня спрос. Но на месте твоего отца я бы, пожалуй, переехала. Немедленно. А квартиру сдала бы злейшему врагу – если уж Лев ею заинтересовался.

– Почему?

– Да потому, что он страшный, – Мирра развела руками. – Реально очень страшный человек. Если ад существует, он спрятан у Льва за пазухой, не сомневаюсь. Ты решил, мы с ним поссорились? Так вот, ничего подобного. Я бы, может, и с радостью, но мне слабо. Просто ему надоело со мной возиться, и он сказал: «Все, дальше сама». Отпустил. Мое счастье.

Это было, прямо скажем, неожиданно. Я-то думал, у них просто неудачный роман в анамнезе. Или, скажем, обычные разборки успешного художника с бывшим галеристом. А скорее все вместе. Обычное дело. Пан Болеслев, при всех его закидонах, страшным мне вовсе не показался.

– Ну, значит, я совсем не разбираюсь в людях, – примирительно сказал я.

– Думаю, действительно не очень-то разбираешься, – улыбнулась Мирра. И, помолчав, добавила: – Я все никак не могу слово подобрать, чтобы ты понял. Если я скажу, что Болеслев колдун, ты, чего доброго, ржать начнешь.