Ключ

Отец Томас бодрствовал — он в одиночестве трудился в библиотеке, проводя бесконечные проверки своей системы и пытаясь исправить те повреждения, которые создавали прорехи в обеспечении безопасности и поддержании искусственного климата. Из-за этих сбоев библиотека и стояла закрытой столь долгое время. До сих пор ему удалось устранить неполадки в читальных залах и кабинетах, но обширные книгохранилища, представлявшие собой лабиринт, оставались слабо защищенными, и отец Томас работал не покладая рук.

На широком каменном балконе личных апартаментов прелата, выходившем на огороженный стеной сад в центре Цитадели, тоже шевелилась чья-то неясная тень. По балкону расхаживал туда-сюда Драган. Ему не спалось. Таинство могло возвратиться на гору лишь перед самым рассветом, одна-ко Посвященный уже сейчас чувствовал, как оно приближается, неся с собой животворную силу. Таинство похитили изменники и еретики, но он, Драган, избран, чтобы вернуть святыню. Он добьется этого. К концу ночных служб она вернется в часовню и будет надежно заперта внутри креста Тау — и сама святыня, и, по необходимости, тот человеческий сосуд, который вместил в себя божественную сущность. Лишь тогда в Цитадель вернется сила, лишь тогда исцелятся братья. А уж когда это свершится, он займется изменниками.

По другую сторону горы, в келье без окон, вырубленной в скале рядом с комнатами аббата, бодрствовал Афанасиус. Старательно сворачивая запасную сутану, он чутко прислушивался к тому, как затихает Цитадель. Все чувства его обострились под влиянием адреналина, который бурлил в крови от страха и мрачных мыслей, не дававших ему покоя. Уже скоро ему нужно будет выйти из мирной кельи и погрузиться во тьму. Афанасиусу и прежде случалось нарушать запрет на передвижения ночью, но тогда это делалось по поручениям аббата. Ну что ж, сейчас аббата у них нет и он действует на свой страх и риск, осознавая, что в предстоящем деле риска будет более чем достаточно. Вот он и складывал сутану снова и снова, тем самым пытаясь успокоить разгулявшиеся нервы.

Ждал.

76

За стенами Цитадели, на улочках Старого города стояла тишина. Бригада уборщиков уже покинула улицы. На небе показался серпик идущей на ущерб луны. Габриель с Аркадианом, сидя в здании полицейского участка, продумывали каждый шаг, который им предстояло сделать. Покончив с этим, они пожали друг другу руки и расстались. Аркадиан остался в помещении, а Габриель выскользнул за дверь и двинулся вверх по затихшему холму к Цитадели. Был уже почти час ночи.

Молодой человек ступал бесшумно, вслушиваясь в тишину ночи. Ни звука. Даже огромный Рун за стенами Старого города — и тот затих.

Отведенная для посетителей площадь, днем кишевшая туристами, сейчас опустела, и от этого здесь было как-то жутковато. Габриель прошмыгнул через арку у церкви для паломников и поднял взгляд на Цитадель. В нем бурлили все те чувства, которые обычно посещают человека перед боем: сосредоточенность, решимость и немного страха. Страх — очень важное чувство. Он помогает избежать самоуспокоенности, а в затеянном Габриелем деле было чего бояться.

Обходя оборонительный вал там, где темнее, он старался держаться поближе к зданиям и неуклонно продвигался к деревянному мосту, переброшенному через высохший крепостной ров. Далеко вверху, на отвесном склоне, его глаза различили вход в пещеру для приношений. Там не было ни огонька. Единственным признаком того, что пещерой хоть когда-то пользовались, была тонкая веревочка, которую на фоне скалы он едва сумел разглядеть. Она свисала из пещеры, доходя до плоского камня у подножия горы, куда складывались добровольные пожертвования верующих.

Габриель дошел до этого места и осторожно потрогал веревку, стараясь ни в коем случае не дернуть за нее. Она оказалась тоньше, чем он рассчитывал, а сделана была по традиции из пеньки, не самого прочного материала, — но хотя бы руки на ней не будут скользить. Габриель извлек из кармана альпинистские рукавицы и, надев их, стал высматривать, не движется ли кто-нибудь по валу. Налетел легкий ветерок, и флаг, бессильно свисавший со стены здания, слегка зашевелился. По мостовой Старого города прошуршал какой-то обрывок бумаги, пропущенный уборщиками. И ни единого звука больше.

Габриель взял в руки конец веревки, потянул и схватился за нее другой рукой чуть выше. Веревка заскрипела, натянулась, но не сильно. Должна выдержать. Он сделал глубокий вдох, насыщая тело кислородом, потом повис на веревке всем телом и напрягся, готовясь к поспешному бегству, если над головой резко звякнет металл.

Ни единого звука.

Значит, письмо попало по назначению.

Колокол Вознесения лишился своего голоса.