Ключ

— Красивый ты парень, — улыбнувшись, сказала Софья Павловна, не обращая внимания на то, что кто-то может услышать их разговор. — Ну, рассказывай о себе.

Демид покраснел, тепло посмотрел на женщину, потом пересилил себя и, слегка запинаясь, сказал:

— Я никогда не думал, что вы такая спортсменка.

— Могла быть спортсменкой, — улыбнулась Софья. — Не повезло. И смешнее всего — не повезло на вольных упражнениях. Это почти танец, сложный, отточенный, иногда силовой, но все-таки танец. А я попробовала сделать двойное сальто…

— Ничего особенного. Сейчас все делают.

— Подожди, — сказала женщина и мгновение помолчала, словно отгоняя от себя горькие воспоминания, — это теперь все просто дается. А я была первой… Ну, да ладно, не очень-то интересная тема… пришлось распрощаться с гимнастикой, пойти в медицинский техникум…

— Вы и сейчас превосходная гимнастка.

— Это только тебе, человеку неопытному, кажется. Теперь я, может, неплохой тренер. И медсестра — тоже. Ну, обо мне довольно, поговорили. О себе расскажи, как ты живешь?

И Демид принялся рассказывать о заводе, где он сейчас работал, рассказывал с восторгом, увлеченно, как о своей сбывшейся мечте.

— Понимаете, осенью пойду в университет, — говорил он, и глаза его радостно сияли. — На нашем заводе надо постоянно учиться и думать. Такой завод, без высшего образования здесь нечего делать. Если, конечно, хочешь стать хорошим рабочим.

— Ты им будешь. Успеха в жизни добиваются только люди, влюбленные в свое дело.

Демид на минуту задумался, набрал полную грудь воздуха, словно решаясь на что-то, лукаво и взволнованно посмотрел на Софью Павловну и неожиданно для себя смело сказал:

— Если хотите знать, Софья Павловна, то влюблен я только в вас. Нет, вы не думайте, я не собираюсь за вами ухаживать…

Софья от всей души рассмеялась: забавно бы в этой роли выглядел паренек, закутанный в пуховый платок.

— Очень жаль, — весело сказала она.

— Люблю я вас за то, что вы такая веселая, приветливая, не побоялись показаться смешной, когда вас Крячко, как куклу, подбросил. Я же знаю, это вы специально для меня сделали.

Проговорив все это на одном дыхании, сгоряча, он и сам удивился. Часом раньше, собираясь в спортивный зал, он ни о чем подобном не думал и вообще не знал, что встретится там с Софьей. А вот сейчас сказал и почувствовал, что все это правда. Пусть прозвучала она не очень складно, зато искренно, и Софья поняла это сразу, а Демид испугался:

— Только вы правильно меня поймите. Если у меня будет когда-нибудь жена, то такая, как вы.

— Когда женщине так говорят, искренно и горячо, — отозвалась Софья, — это всегда приятно. Но ты не спеши, не торопись влюбляться. Осмотрись. Вот мы и доехали, уже улица Шелуденко. Счастливо тебе!

— До свидания, Софья Павловна!

Демид на ходу соскочил с трамвая, и веселый январский мороз сразу пронял его, пробрал до костей, так что и платок Ольги Степановны не помог. Мороз взялся хороший, градусов под двадцать. Быстрее домой, потому что, не ровен час, замерзнешь вот так на улице и упадешь, как сосулька, рассыпавшись на мелкие ледышки. Благо до Фабричной недалеко, квартал по Брест-Литовскому проспекту, налево за угол и вот перед глазами его полумертвое жилище. Странно, вещи умирают так же, как и люди. В доме, предназначенном на снос, обреченность чувствуется загодя, даже если в нем еще живут люди и еще светятся некоторые окна. И до боли в сердце жалко этот двухэтажный, старенький дом, куда привезла тебя мама новорожденного, где прошло твое детство, где, собственно говоря, прошла вся твоя жизнь. На лестнице темно, неуютно, тихо. Кто-то бросился ему навстречу.

— Лариса? Ты что тут делаешь?

— К подруге приходила. Который час, скажи, пожалуйста?

Говорит, а у самой зуб на зуб не попадает, так замерзла, дожидаясь на улице.

— У меня часов нет, но скорей всего около девяти. Ко мне не хочешь заглянуть?..

— Можно на минутку… Темно у вас, как в шахте, плохо жить в мертвых домах.

Только из-под двери, ведущей в комнату Ольги Степановны, пробивалась тоненькая полоска света, Демид щелкнул выключателем и испугался, увидев посиневшее от холода лицо Ларисы.

— Послушай, ты же вся промерзла… Что, у твоей подруги не топят, отопление отключили?

— Да.

Говорила, и было видно, что ей все равно, верит ей Демид или нет.

— Проходи, раздевайся. Сейчас я тебя чаем напою. Снимай свои туфли, в таких туфлях и на морозе, ноги-то у тебя, наверное, как ледышки. Чувствуешь их?

— Нет.

— Отморозила? Снимай чулки!

Лариса послушно, словно речь шла не о ней, сбросила чулки. Мизинец на левой ноге побелел — какое тепло могут сохранить лакированные туфельки?

— Давай сюда ноги.

— Ой, больно, не три так сильно!

— Потерпи. Я знаю, что больно, но потерпи немного, скоро пройдет.

— Я сейчас закричу…

— Молчи, Ольгу Степановну напугаешь.

Лариса крепко закусила нижнюю губу и замолчала. Демид растер ей пальцы на ногах, они даже покраснели, и, довольный, полюбовался на свою работу.

— Ты можешь выполнить одну мою просьбу? — спросила Лариса.

— Хоть тысячу.

— Нет, только одну: не задавай мне никаких вопросов.

— Не могу. Чаю хочешь?

— Хочу.