Ключъ

Оливковый скрипачъ, съ необыкновенно радостной улыбкой, игралъ забытую парижскую пeсенку, вернувшуюся въ Петербургъ изъ Букареста. Въ углу переполненнаго зала сидeлъ Браунъ, уставившись на скрипача своимъ непрiятнымъ безжизненнымъ взглядомъ...

В?ъ ?м?i?р?e ?B?.

"...Мертвые люди смeются, ведутъ веселые разговоры. Скелеты, постукивая костями, подносятъ къ челюстямъ чашки. Самый мертвый изъ мертвецовъ предпочитаетъ заниматься глупымъ анализомъ подъ звуки веселенькой музыки, чувствуя себя какъ на необитаемомъ островe въ Hall'e гостиницы "Паласъ". Онъ презираетъ людей -- на людяхъ. Презрeнье не мeшало ему жить съ оглядкой: не испортилось бы фальшивое, дешевое, никому ненужное клише. Можно жить на фиктивные {127} проценты съ несуществующаго духовнаго капитала. Въ редакцiяхъ газетъ заготовлены статьи на случай похоронъ. Двадцать пять организацiй пришлютъ вeнки -- Жрецу... Борцу... Мудрецу... "...Онъ умеръ, но его идеи живы... Его больше нeтъ, но духъ его витаетъ надъ нами!.."

Капиталъ, впрочемъ, не такъ великъ. Саморекламой не занимался, частью по брезгливости, частью по неумeнiю,-- быть можетъ, больше по неумeнiю, чeмъ по брезгливости. Холодный, равнодушный человeкъ никогда никого не любилъ. Была привычка къ джентльмэнству -- какъ привычка къ ежедневной ваннe. Обманъ былъ такъ же проченъ, какъ дешевъ. Самообмана на пятомъ десяткe не хватило. Вeрованiя не растеряны: ихъ въ дeйствительности никогда и не было. На сорокъ седьмомъ году жить оказалось нечeмъ и не для чего... Долга и мучительна жизнь, какъ ночь тяжело больного... Вдобавокъ "грубыя страсти" пришли въ столкновенiе съ клише. Вотъ, вотъ чего ему хотeлось на самомъ дeлe!.. Борецъ увидeлъ свое изображенье въ зеркалахъ квартиры Фишера. Мудрецъ испугался: двадцать пять организацiй не пришлютъ вeнковъ"...

"...Ma Ton-qui-qui -- Ma Ton-qui-qui -- Ma Ton-qui-noi-se",-- хихикала музыка.

"Скелетъ въ смокингe играетъ на скрипкe. Мертвецъ въ мундирe подпeваетъ... Позади духовное кладбище, впереди кладбище настоящее. Сколько времени еще шататься межъ двухъ кладбищъ? Я раньше, они позднeе,-совершенно все равно. Жалeть больше не о чемъ и слава Богу! Le grand Peut-e^tre не за горами. Чeмъ еще порадуетъ подъ конецъ жизнь? Въ послeднюю ночь осужденнаго сторожа играютъ съ нимъ въ карты... Откажемся же отъ прощальныхъ радостей и развлеченiй! Оставимъ безъ сожалeнiя и то {128} единственное, для чего, быть можетъ, стоило жить послe нeсколькихъ лeтъ молодости: мысль, правдивую, безстрашную мысль"...

XXII.

Анкета объ англо-русскихъ отношенiяхъ была счастливой находкой донъ-Педро. Главный редакторъ "Зари" отнесся къ ней весьма одобрительно и предложилъ Альфреду Исаевичу не стeсняться мeстомъ.

-- Моментъ выбранъ очень удачно,-- сказалъ редакторъ.-- Эта проблема въ самомъ дeлe является въ настоящее время одной изъ центральныхъ, и ваша анкета несомнeнно вызоветъ въ обществe большой интересъ... Неправда ли, Федоръ Павловичъ? -- Обратился онъ къ секретарю редакцiи, съ мнeнiемъ котораго всe въ газетe очень считались.

-- Большого интереса ни у кого ни къ чему нeтъ,-- угрюмо отвeтилъ старикъ секретарь, отрываясь отъ сырыхъ гранокъ и раздавливая о пепельницу докуренную папиросу.

-- Ну, какъ, не говорите... Читатель къ тому же вообще любитъ анкеты,-увeренно сказалъ редакторъ.-- А эта анкета можетъ обратить на себя вниманiе и въ Англiи.

Федоръ Павловичъ только мрачно на него посмотрeлъ. Онъ почти пятьдесятъ лeтъ работалъ въ газетахъ, страстно любилъ свое дeло и превосходно его зналъ. Къ публикe онъ относился приблизительно такъ, какъ рыболовъ къ рыбe. Слово "читатель" Федоръ Павловичъ произносилъ съ довольно сложной смeсью чувствъ: сюда входила и любовь, и ненависть, и благодушное презрeнiе, и суевeрный страхъ передъ чуждымъ, непостижимымъ {129} явленiемъ. За пятьдесятъ лeтъ работы Федоръ Павловичъ не рeшилъ вопроса о томъ, для чего читаетъ газеты читатель и почему онъ имъ вeритъ. Сказать же, что читатель любитъ, представлялось ему почти невозможнымъ дeломъ: онъ зналъ зато твердо, чего читатель не любитъ, и сюда въ первую очередь относилъ статьи самого редактора, считая ихъ, впрочемъ, зломъ совершенно неизбeжнымъ: во всeхъ газетахъ, въ которыхъ онъ работалъ, были политическiе дeятели, ничего не понимавшiе въ газетномъ дeлe и писавшiе скучныя, ненужныя читателю и вредныя для газеты статьи, которыя необходимо было печатать.

-- Больше семидесяти строкъ на каждаго изъ этихъ рекламистовъ я вамъ не дамъ,-- мрачно сказалъ онъ Альфреду Исаевичу, когда главный редакторъ удалился.

Донъ-Педро только вздохнулъ: онъ хорошо зналъ,-- все будетъ такъ, какъ рeшитъ Федоръ Павловичъ, что бы ни говорилъ главный редакторъ.

-- Но хоть семьдесятъ дадите?

-- Семьдесятъ дамъ. Вы съ кого изъ вашихъ прiятелей начнете?

-- Да я у разныхъ буду. Вотъ мнe какъ разъ сегодня нужно зайти къ двумъ человeчкамъ... Изъ адвокатовъ я, кстати, думаю взять Кременецкаго, онъ теперь въ модe... Разумeется, его въ числe другихъ и подъ конецъ,-поспeшилъ добавить донъ-Педро, увидeвъ раздраженiе на лицe секретаря.