Ключ

Поднявшись, монах направился к выходу. Дверь отворилась, и появился черный с кувшином в руках.

— А вот и ваша вода, — обернулся Клемент на прощанье.

Ключ провернулся в замке, как только дверь закрылась.

Глава 8

Никита уставился в запертую дверь.

— Не беспокойся, — Рол проследил его взгляд. — Я домовой. Я отопру.

Он спрыгнул на пол и, поглаживая длинную черную бороду, принялся расхаживать взад-вперед.

— Я, кстати, за всеми своими изысканиями так и не узнал, как ты тут очутился.

Рол остановился, глядя выжидающе. Никита сглотнул, снова потянулся к винограду, набрал полную горсть.

— Слушай, а почему монах тебя не видел? И как ты узнал, что он идет? — Он сорвал губами пару виноградин, по деловому придвинул поближе круги розового, тонко нарезанного мяса, отломил хлеба.

— По долгу службы я обязан знать: что, кто и где в доме находится. А если я не хочу, чтобы кто-то меня увидел, я просто отвожу ему глаза, — Рол притопнул ногой, — я задал вопрос!

— Ага, а почему ты не мог найти чернильницу? — Никита упорно уходил от ответа.

Рол чуточку смутился:

— Я чувствую не точное место, лишь приблизительное расположение. Я видел, что чернильница в этой комнате, но не знал, где именно. — Он вдруг постучал по носу вытянутым указательным пальцем, — зачем ты им нужен, Никита? Что такого ты знаешь? Чего ты боишься?

— Я ничего не боюсь! — Никита отложил ощипанную виноградную кисть. Вынул из-под блюда сложенное вчетверо полотенце, принялся тщательно вытирать руки. По лицу Рола пробежала брезгливая гримаска. — Да, я не боюсь, — повторил Никита немного более уверенно. -. Но мне надоела ситуация, в которой каждый вертит мной, как хочет. Я не привык оказываться в центре всеобщего нездорового внимания.

Рол раскачивался на каблуках, меряя его насмешливым взглядом:

— Полная дезориентация в ситуации утраты причинно-следственных связей. Не удивительно, что вашу историю, по твоим словам, переписывали несколько раз. Поди, разберись... А ты говоришь... — он усмехнулся, прищурился и, подмигнув, вдруг сгинул.

— Вернись! — Никита сжал голову в ладонях. Утихшая было боль в затылке вернулась с новой силой, будто домовой снимал ее одним своим присутствием. — Рол! Рол, где ты? — Тщетно. Ему никто не ответил.

Никита встал. Сделал пару осторожных шагов. Рол не подвернулся под ноги и не выдал своего присутствия шорохом. Человек вообще засомневался, вдруг, что домовой всё ещё находится в библиотеке. И Никита отправился в путешествие вдоль бесконечно высоких, уходящих под темный резной потолок, стеллажей.

К верхним полкам вели пятиметровые лестницы, они легко скользили по жёлобам в полу, стоило чуть тронуть ладонью. Стены библиотеки постепенно сдвигались, и вскоре он вышел к её сердцу. Там лепестками цветка раскрывались ещё три такие же комнаты, точно так же забранные стеллажами вдоль стен и уставленные столами, столиками, креслами и — в глубине, у самого окна — одним большим кожаным диваном. Двери были в двух комнатах из четырех. Там из окон можно было увидеть лишь кусок крепостной стены и неподвижно замершего стража в черной сутане. Зато два других показывали кино поинтереснее. Одно: маленький кусочек внутреннего двора далеко, у дальней стены Цитадели, и огромную, сплошную — без следов кирпича или каменной кладки, без единого окна — иссиня черную башню в центре. Почти припав к подоконнику — щека коснулась теплого дерева — Никита смог разглядеть вершину этой центральной башни и, вроде бы, ленту моста, уходящего от нее куда-то вбок. Последнее окно выходило на все тот же, хорошо знакомый лес за широкой межой вырубленных деревьев. Не было видно ни тракта, ни даже тропинки.

Эта комната показалась более ухоженной, чем остальные, и Никита решил, что напал на следы Рола. В самом деле, взобравшись почти под потолок, на одной из полок у самого окна он обнаружил аккуратно заправленную постель, письменный прибор у изголовья и три сундучка — в ногах. Рядом с прибором лежала толстая книга со множеством матерчатых язычков-закладок и стопка накрест перевязанной синей лентой бумаги. Беглым взглядом окинув все, Никита поспешил спуститься.