Клинок Шарпа

Легкая рота сгорала от любопытства, особенно Патрик Харпер, но Шарп ни о чем не распространялся, и им оставалось только гадать, где их капитан проводит дни и ночи. Когда он вернулся в расположение роты после первой из таких ночей, он был чист, как только что из ванны, а мундир почищен, заштопан и отутюжен – но опять-таки никаких объяснений. По утрам он гонял роту строевым шагом за черту города, тренируя разнообразные способы ведения перестрелок, жестко муштровал, не давая раскиснуть в тепле города, после обеда же распускал и, соблюдая осторожность, отправлялся к маленькой двери возле конюшни. Лестница за ней вела на верхний, самый уединенный этаж, куда имели доступ только доверенные слуги маркизы и где Шарп, к собственному удивлению, с каждым днем все глубже погружался в пучину своего страстного увлечения.

Он больше не боялся: теперь не было маркизы, только Эль-Мирадор, безупречная женщина, рассказы которой он жадно слушал. Она рассказывала о своей жизни, о ненавистной революции, о горечи утраты родителей:

– Они даже не были французами, но их все равно увели и убили. Мерзавцы!

Из этих рассказов Шарп вывел ее возраст: когда толпа схватила родителей, ей было десять, так что теперь – двадцать восемь, и все прошедшее время она изучала сильные и слабые места тех, кто причинил ей боль. Она рассказывала также о политике, о честолюбивых замыслах, даже показывала письма из Германии, где говорилось о новой громадной армии, которую Наполеон нацелил на Россию. Ей приходили сообщения из-за Атлантического океана о неминуемом вторжении американцев в Канаду, и Шарпу, сидевшему рядом с ней на «мирадоре», казалось, что весь мир охвачен огнем и грохотом пушек, как форты внизу.

Чаще всего Елена говорила о Леру, о его жестокости: она боялась, что он может сбежать.

Шарп ухмылялся:

– Ему никуда не деться.

– Почему?

Он обводил пустошь рукой:

– Он окружен. Через оцепление даже крыса не проскочит!

В этом он был уверен: стрелковые части окружали осажденные форты слишком плотным и широким кольцом, чтобы Леру мог выбраться. Леру, как и говорил Хоган, попытается скрыться в суматохе атаки. Задачей Шарпа было уследить за этим и распознать высокого француза среди пленных или убитых.

Елена пожала плечами:

– Но он же может изменить внешность!

– Я знаю. Но ему не скрыть роста. Кроме того, у него есть слабость.

– Слабость? – она была удивлена.

– Палаш, – улыбнулся Шарп, осознавая свою правоту. – Он не оставит палаш, это часть его самого. Если увижу высокого человека с таким клинком, даже одетого в мундир британского генерала, буду уверен: это он.

– Весьма самоуверенно.

– Но я же уверен в себе, – он пригубил прохладного белого вина и подумал, что обладать таким оружием – настоящее счастье. Клигентальский клинок будет принадлежать ему уже через неделю, но с потерей этой замечательной женщины придется смириться.

Об этой потере даже нельзя рассказать, хотя бывали моменты, когда ему хотелось кричать о радости обладания Еленой с самого высокого балкона.

– Шарп! Вот вы где, мошенник! Стойте! – ему махал появившийся из аркады на площади лорд Спирс: он медленно прогуливался, зевая в лучах рассветного солнца, но появление Шарпа прервало променад. – Боже, Ричард! Вы почти похожи на человека! Что это вы с собой сделали?

– Всего лишь почистил мундир.

– «Всего лишь почистил мундир», – передразнил лорд Спирс, обходя вокруг стрелка и пристально вглядываясь в его одежду. – Не иначе, сунул сапоги под чью-то кровать, а? Господи Иисусе, Ричард, я же такие грешки за милю чую! Кто она?

– Никто, – смущенно улыбнулся Шарп.

– И вы в чертовски хорошем настроении для раннего утра. Так кто же она?

– Говорю же, никто. Вы ранняя пташка.

– Ранняя? Да я, черт возьми, даже не добрался до постели! Опять играл в эти чертовы карты, проиграл какому-то унылому скупердяю все свои земли в Ирландии.

– Честно?

Спирс расхохотался:

– Честно. Знаю, это совсем не весело, но – Бога ради! Мама, конечно, расстроится. Прости меня, мамочка.

– Что-нибудь еще осталось?

– Семейный особняк. Несколько акров земли в Хартфордшире[65]. Конь. Сабля. Титул, – он снова расхохотался, потом приобнял Шарпа здоровой рукой и повел его через площадь. Голос его стал серьезным, почти умоляющим: – Так с кем вы были? Точно же не в одиночестве! Вчера вас не было на квартире, и ваш страхолюдный сержант был не в курсе, где вас искать. Так где?

– Гулял.

– Думаете, в роду Спирсов все дураки? Думаете, мы, Спирсы, ничего не понимаем? И не испытываем симпатии к приятелю-грешнику? – он вдруг остановился, выпростал руку и щелкнул пальцами: – Елена! Мерзавец этакий! Так вы были с Еленой!

– Не будьте смешным!

– Смешным? Нисколько. Она даже не появилась на этом своем приеме, сказалась больной, и с тех пор ее никто не видел – как и вас. Боже! Вот счастливец! Признавайтесь!

– Это неправда, – даже для самого Шарпа эти слова прозвучали фальшиво.

– Правда-правда, – восторженно ухмыльнулся Спирс. – А если нет, то с кем вы были?

– Говорю же, ни с кем.

Спирс вдохнул побольше воздуха и заорал на всю площадь: