Клинком и сердцем. Том 1

И тут же встрепенулся, снова став обаятельным улыбчивым болтуном. Словно что-то вздрогнуло на поляне, и та связь, что объединила их четверых, не распалась, но стала невидимой. Или впиталась куда-то внутрь, оставшись воспоминанием о мгновении полной искренности.

Фарелли все-таки налил шамьета Аластору, а потом и Раэну. Собрал оставшееся мясо и подвесил его в котелке на дереве, спасая от мелких зверушек. Вторая фляга не понадобилась, но и без нее было хорошо. Не так откровенно, но спокойно и умиротворенно. Спать почему-то совершенно не хотелось, Аластор гладил перебравшегося уже к нему Пушка и лениво следил, как дон Раэн что-то чертит прутиком прямо на земле и объясняет Айлин, а та прилежно кивает и перерисовывает начерченное в пухлую черную тетрадь карандашом. Странно, ведь арлезиец не маг! Что же он объясняет магессе?

— Это не дорвенантская школа, — сказал Раэн, будто уловив его мысли. — Некоторые принципы теории пришли в современную магию из глубокой древности. А меня всегда интересовала история. И я с удовольствием покажу донье Айлин кое-что интересное и полезное. Что вряд ли знают ее преподаватели.

— Магия, которую не знает Орден? — усомнился Аластор, чувствуя смутную тревогу. — А это не опасно?

— Милорд Аластор, — усмехнулся арлезиец. — Скажите, каким оружием вас учили сражаться как дворянина?

— Рапирой, — буркнул Аластор.

Посмотрел на секиры, так и лежащие у входа в палатку, хмыкнул.

— Вот именно, — просто сказал Раэн. — Вас учили сражаться рапирой, но когда пришлось, вы взяли в руки то, что подходило больше. У доньи Айлин прекрасные преподаватели, я совершенно в этом уверен. И ее учили всему, что следует знать орденской магессе. Но и то, что покажу я, бесполезным не будет.

И эти двое снова погрузились в тихое обсуждение, из которого Аластор понимал только отдельные слова, хотя говорили вроде на дорвенантском. Встав, он пошел к лошадям, проверил их, погладил теплые морды. Очень хотелось дать хотя бы по куску хлеба, оставшегося от ужина, но Аластор сдержался. Был бы он один — даже думать не стал бы! Но остальным надо будет чем-то позавтракать.

— Ах, какая у него лютня… — протянул подошедший следом Фарелли. — Мечта! Знаете, синьор Вальдерон, у меня дома тоже лютня осталась. Лучший итлийский мастер делал! Вендийский палисандр, позолота, инкрустация. Неплохой домик можно было бы купить… Как я ею гордился! Не представляете…

— И что? — с любопытством спросил Аластор, уловив жалобные нотки в голосе итлийца.

— И ничего, — вздохнул тот. — Вы посмотрите на эту! Старое темное дерево и струны — больше ничего. А я ее в руки взял и пропал. У нее голос — живой. Она к рукам льнет… Я не подозревал, что так бывает!

— Узнайте имя мастера, — посоветовал Аластор, удивляясь тоске, звучащей в голосе итлийца. — Может, у него такую же закажете.

— Это вряд ли, — странно усмехнулся тот, и Аластору невольно подумалось, что сегодняшний вечер то выворачивает душу наизнанку, то полон странных взглядов, улыбок и скрытых мыслей. — Не закажу. Да и не время сейчас для лютни. Просто жалко. Вот так не встретились бы, я бы до сих пор считал, что моя позолоченная роскошная дурочка — самый лучший инструмент. Забавно, м?

И, не ожидая ответа, отошел. Аластор проводил его взглядом, удивляясь неожиданной откровенности. Айлин, закончив слушать объяснения, поблагодарила арлезийца, и тот коротко кивнул. А подруга, зевнув и смущенно прикрыв рот ладошкой, извинилась и ушла в палатку.

— Знаете, дон Аластор, — сказал арлезиец, поднимая на него взгляд от исчерченной земли. — Рассвет уже близко. Пожалуй, не стану злоупотреблять вашим гостеприимством. До дороги недалеко, а спать мне не хочется. Я поеду…

— Как пожелаете, — согласился Аластор.

И каким-то внутренним чутьем понял, что вот так эта встреча и должна закончиться. В самом деле, что тут осталось до рассвета? И сказать им друг другу больше ничего, в мыслях и на сердце пустота, будто их промыли холодной водой дочиста.

— Синьор Фарелли! — окликнул Раэн итлийца. — Не хотите ли немного проводить меня?

И снова этот быстрый обмен взглядами, а потом Фарелли, к удивлению Аластора, кивнул.

— Я недалеко, — сказал он Аластору, словно извиняясь, и пошел отвязывать одну из своих гнедых.

Аластор глянул на палатку, где было тихо и темно, но почему-то остался у костра, подкладывая сушняк по веточке и бездумно глядя на багрово-золотые угли.

Недалеко растянулось часа на два. А может, и на три. Рассвет уже вовсю красил небо розовым и желтым, когда итлиец вернулся. Спрыгнул с гнедой, и Аластор невольно насторожился.

Фарелли ведь был почти трезв, когда уезжал, хмель у него давно должен был выветриться. А итлиец шел мягко и плавно, словно выверял каждое движение. Так двигаются те, кто перепил, но изо всех сил пытается казаться трезвым. А еще у него блестели глаза. Нагло, томно, непристойно, как у ошалевшего от весенних игрищ кота. И улыбка словно сама собой тянула губы. Распухшие. И покрасневшие, Аластору с нескольких шагов это было видно.

— Кажется, я совсем не разбирался в арлезийцах, — изумленно сообщил Фарелли.