Клинком и сердцем. Том 1

И он снова развел руками. Аластор уже начал привыкать к этой манере итлийца, странной, но идущей ему так же, как месьору д'Альбрэ, к примеру, привычка язвить. Все люди разные. Кто-то похож на ироничного ворона, кто-то — на хитрого котяру…

— Я магесса, — просто ответила Айлин, выкладывая их козырную карту на стол с удивительной наивностью. — Было бы странно, если бы я смогла произнести любое заклятие, но запуталась в чьем-то имени.

— А меня учили, что коверкать чужое имя — невежливо, — буркнул Аластор и ответил итлийцу сдержанным поклоном-кивком. — Аластор, младший лорд Вальдерон. Моя спутница — леди Айлин. Но когда мы доедем до следующего города, будем очень признательны, если не станете называть нас этими именами.

— Понял! Как прикажете, синьор Вальдерон! — оживился итлиец. — Так я нанят?

И пока Аластор колебался последние мгновения, не зная, как же пристойно отказать, Айлин решительно кивнула.

— Вы наняты, синьор Фарелли, — сказала она со своей обычной милой и изысканной учтивостью. — Мы чрезвычайно нуждаемся в человеке, способном готовить. И оказывать… иные услуги. — Она как-то бледно улыбнулась, а потом добавила, пока Аластор снова подбирал нужные слова: — Вот прямо сейчас нам необходим хворост для костра и ветви для лежанки. Это ведь у вас там котелок возле седла?

— Именно, благородная синьорина, — отозвался Фарелли. — И если не ужин, то горячий шамьет с медом я вам обещаю. А в лежанке нет особой необходимости, у меня с собою палатка. С вашего позволения схожу за хворостом.

Он снял с седла ножны с дагой и пошел в лес, где уже было совсем темно. Аластор беспомощно посмотрел на Айлин и понял, что никакая осторожность не заставит его прогнать человека, у которого есть котелок, шамьет и палатка. Настоящая палатка! Сам бы он обошелся без чего угодно, но Айлин…

— Ты ему настолько доверяешь? — спросил он подругу, прекрасно понимая, что если они ошиблись и Фарелли опасен, отвечать все равно ему как мужчине.

— Я уверена, что он нам нужен, — твердо ответила Айлин, а потом жалобно добавила: — И шамьета хочется. А уж палатка — это и вовсе роскошь! Это нам повезло, что дождей пока не было… Давай его оставим, Ал? Мы будем осторожны, правда! Пушок за ним тоже присмотрит.

Аластор мрачно кивнул и подумал, что именно так, по гневным рассказам кухарки, на поварню в свое время явился Паскуда. Просто однажды оказался возле теплой печки с крысой в зубах и так смотрел, что ни у кого не хватило жестокости выгнать бедного котика, что так честно отрабатывает свою миску молочка. А пропавшая в тот день курица… Ну, о ней тогда никто и не вспомнил, а потом было уже поздно. «Ладно, втроем с Пушком мы уж как-нибудь приглядим за одним-единственным… итлийским котиком», — мрачно подумал он.

* * *

— Позвольте спросить, благородный синьор, — не выдержал Лучано, глядя на изрядную охапку хвороста размером, пожалуй, с Ульва — лохматого и зубастого.

Обтянутая кожаной курткой мощная спина безмолвно выразила внимание, которое Лучано предпочел считать позволением.

— Зачем собирать хворост, если у вас при себе сразу два топора?

Бастардо стремительно обернулся и уставился на Лучано так, словно тот по незнанию смертельно оскорбил его достойную матушку.

— Это родовые секиры, синьор Фарелли, — уронил он веско. — Боевое оружие! А вы предлагаете мне оскорбить их рубкой дров? Уравнять с топорами лесорубов?

На одно кошмарное мгновение Лучано показалось, что он чудовищно, непоправимо ошибся и в самом деле ускакал невесть куда с настоящим вольфгардцем и, чтоб ей провалиться, настоящей купеческой дочкой. Кто, кроме вольфгардца, может столь трепетно относиться к каким-то топорам, будь они хоть дюжину раз родовые секиры!

Нет, не может быть, совершенно невозможно, ведь люди из тайной службы обратились к нему как к дворянину!

«Но не как к принцу, — тут же шепнула память. — А кто сказал, что местный дож… то есть канцлер… может разыскивать только принца?»

Мысль была жуткой. Лучано сразу представилось, как он весело и почти безопасно приезжает в Керуа вместе с этой сумасшедшей парочкой, там узнает, что они обычные юные дворяне, сбежавшие от воли родителей, чтобы тайно пожениться, прощается с ними и… травится от позора. Ну, чтобы не дожидаться смерти от проклятия королевы Беатрис. А потом еще лет сто его историю рассказывают маленьким Шипам как пример невероятной тупости. Ле-ген-дар-ной!

Его аж передернуло, и он крепче стиснул собственную охапку хвороста. Нет-нет, парень — вылитый профиль на монете, если тому скинуть три десятка лет и согнать изрядное количество жира. А девица — магесса. Надо только узнать, какой именно гильдии. И почему она все время смотрела за его плечо? Может быть, тоже какое-то проклятие накладывала? Для верности?