Они шли по болотам уже шесть дней. И этот переход был тяжелым. Путникам досаждало все и сразу: мошки-кровососы, тучами снующие вокруг, сырость и холод по ночам, дневная жара, зловонный туман, почти неподвижно висевший над бурыми, гниющими просторами топи. Чтоб уберечься от испарений, люди заматывали свои лица и морды лошадей льняными тряпками, смоченными в воде; чтоб спастись от кровососов, пользовались небольшими вениками из пахучих прутьев. Их в большом количестве захватил с собой Муссен. Веники полагалось поджигать, так, чтоб они тлели, окутывая путников душистым облаком зеленоватого дыма. Он-то и отгонял мошек и комаров…
Озеро, что раскинулось перед рыцарями, было темно-бурым – темная стоячая вода – и походило на полированную крышку дубового стола. Хоть оно и выглядело мрачно и негостеприимно, однако в воздухе здесь оказалось меньше того зловония, что царило над топью. И комаров убыло.
Фредерик с удовольствием убрал с лица тряпку и вздохнул полной грудью:
– Удивительно. Здесь пахнет прелой древесиной. Это приятней болотного смрада.
– Осторожней, ваша милость, – к молодому человеку подошел проводник. – Эти воды спокойны, но они темны. А хороший воздух не только нам приятен, но и разным тварям.
– Что за твари? – нахмурился король.
– Плавающие змеи. Огромные и такие же черные, как здешняя вода. Они питаются зелеными свиньями, которые живут на болотах и приходят к озеру на водопой. Змеи нападают ночью. Обвиваются вокруг жертвы и душат. Потом – глотают целиком.
– Ну и дрянь, – отозвался, покашливая, Элиас. – Давайте, что ль, быстрей проедем это озеро. Пока не стемнело. Лошади пройдут?
– Пройдут. Дно здесь крепкое, – кивнул Муссен. – Но могут быть ямы. Поэтому я пойду впереди и буду прощупывать дорогу.
На остров они выбрались уже тогда, когда совсем стемнело. Было приятно наконец почувствовать под ногами что-то более надежное и твердое, чем зыбкая трясина. Меж тонких берез наспех разбили лагерь: Элиас и Платон взялись ставить палатки для ночлега, Аглай и Люк зажгли факелы и отправились собирать растопку для костра, Генрик и Фран занялись лошадьми, а Димус с Муссеном разворошили мешки с провизией, собирая «на стол». Фредерик, как обычно, решил бездельничать: он застелил плащом ровное и мягкое моховое местечко и растянулся на нем в полный рост, чтоб считать звезды на небе. Линар не мог себе позволить бить баклуши: он приступил к обозрению своих уцелевших лекарских запасов. На это ушло немного времени – все, что осталось, помещалось в небольшой заплечной сумке.
– Вся круговинка пропала, – сетовал доктор, перебирая мешочки и коробочки. – Все, что возле Ладного замка собрал – все утопло. И водяной гриб, и голубичные корни… Чертово болото!
– Бомбы пропали, голубь – вот что печально. Лошадей жаль, – отозвался Фредерик. – А травы вы еще нарвете.
– Круговинка была бы очень кстати теперь, когда к нам подкрадывается болотный кашель. Элиас первый сдался, хоть и здоровяк, – говорил Линар. – Слышали, как кашляет? Да и остальные уже не могут похвалиться легким дыханием.
Фредерик кивнул, помрачнев. У него самого уже второй день першило в горле, но пока только першило. По его расчетам из Хворовой топи они должны были выбраться через дня два. «Продержимся или нет? – постоянно спрашивал сам себя король. – Если на пути будут попадаться такие озера, где можно подышать более-менее чистым воздухом, то вполне продержимся».
– Как ваша рука? – спросил Линар. – У меня есть еще немного мази. Если болит…
– Не болит, – ответил Фредерик.
Он солгал: рука ныла еще с утра. И уже не только в локте, а в самом плече, и неприятно отдавала в позвоночник. Но молодой человек знал, что мази, успокаивающей боль, у доктора осталось мало, поэтому решил беречь ее для самого крайнего случая, когда терпеть уже будет невозможно. Поэтому на привалах король предпочитал лежать и поменьше двигаться – при таком поведении рука вела себя спокойно.
Аглай, взявшийся за обязанности кострового, разжег огонь, и на сыром острове стало веселей: трещали, стрелялись березовые поленья, взметывались искры, воздух потеплел и наполнился запахами крестьянской избы – дымом и хлебом – потому что Люк разместил над костром нанизанные на прутья ломтики ржаных лепешек.
Когда с нехитрым ужином было покончено, уставшие путники расползлись по палаткам, чтоб сдаться снам. Часовыми оставили Платона и Люка.
Фредерику не спалось. Все тело было каким-то расслабленным, голова и мысли в ней – тоже. Казалось бы – самое то состояние, чтоб уснуть, но глаза не закрывались. Что-то дрожало в нем. Казалось, от головы до пяток, по костям, пробегали волны странного тепла, щекочущего, колкого. Пересохло во рту.
Он взял фляжку и выпил воды. На последнем глотке заложило уши. Фредерик зевнул, чтоб вернуть слуху ясность. Вместе со звуками ночного болота – писком комаров, шелестом древесных крон и шумом камышей – в уши прорвалось нечто, похожее на детский смех.
«Дети? Здесь? Бред».
Король заставил себя закрыть глаза – необходимо было поспать, чтоб не сникнуть завтра днем в седле.