Оглянувшись, увидел метрах в ста высокий и стройный силуэт. Глаза не алели, чернели на молочно-белом лице. Заорав, нащупал что-то под руками, непроизвольно сжал руку и снова побежал. Пронёсся мимо своего собственного корпуса, слыша, как там дико орут и воют. Наконец-то взглянул на то, что врезалось в ладонь, и резко повернул влево. Потому что в ладони, тоже став мокрыми от пота, лежали три ключа на металлическом кольце.
А в кабинете Сансаныча надежная дверь и решетки. Решетки на окнах!!! Впереди показался фонарь административного корпуса, постоянно включенный до самого утра. До которого бы еще дожить. Пулей пролетел коридор, начал подбирать ключ. Повезло на втором, замок мягко щелкнул как раз в тот момент, когда длинная тень скользнула в коридор, мягко касаясь пола босыми ступнями.
Чуть позже (скыр-скыр) дверь заходила ходуном.
Металлическая громада шкафа подалась, когда в дверь с той стороны навалились всем телом. Стальная махина с грохотом повалилась, ударилась о широкую тумбу, на которой стояли два горшка с цветами, сбила со стены портрет улыбающегося Бориса Николаевича и уперлась в кирпич стены, надежно заклинив дверь. Я сполз по стенке, вжался в угол и сел, обхватив разбитые и покрытые засохшей уже кровью колени. Уткнулся носом в обоссанные джинсы и заплакал. Глубоко, навзрыд и тоскливо. Ведь остался живым, пока остался.
Так и просидел в углу около часа. Зажимал руками уши, когда с улицы доносились… крики. Внутренняя проводка шипела, плевалась искрами безумия, едко пахла выгорающим рассудком, но держалась. Для себя решил, что на улице только крики, и все. Не рык, не чавканье, не булькающие звуки и стоны, нет. Только крики – и точка. Потому что если назвать их так, как нужно назвать, то можно свихнуться. Проводка вспыхнет яркой дугой и все, совсем все, бесповоротно все.
А потом, громко треснув, на стол Сансаныча посыпались осколки стекла. И в свете фонаря на него легла длинная и вытянутая тень.
Твари же все-таки порой появляются не такими, как большинство из них же. Некоторые не просто хотят откусить и схавать кусок человеческого мяса. Некоторым подавай эмоции, выкладывай на столовый фарфор душу, вытаскивай из головы все воспоминания. Не всем. И это хорошо. Но тогда мне это было совершенно неизвестно.
Тогда на полу и столешнице мягко изгибалась тень. И это оказалось самым плохим.
Тень не молчала. Тень говорила. Тень звала. И мне страшно. И тогда, и сейчас. Сейчас даже страшнее. Потому что стал намного старше и этот голос… ох уж этот голос…
– Вадим… Вади-и-им… – тихий шелестящий голос вплывал в кабинет. – Подойди к окну, Вадик. Подойди. Посмотри на меня, ну же. Я здесь, стою и жду тебя. Там, на колечке, есть ключ от замка решетки. Открой и впусти меня, мальчик. Я же знаю, что ты так этого хочешь. Ничего не было, тебе просто приснился плохой сон. Но никто тебя не будет наказывать. Даже наоборот. Я сейчас одна. Подойди, посмотри на меня, малыш. На мне ничего нет, никакой одежды. Я же знаю, что ты меня любишь. Подойди, подойди ко мне, Вадик, впусти, ну же…
3: blind bleeding.
В бою с более сильным противником важна каждая мелочь. Сможет ли победить младшего Кличко Костя Цзю? Я не знаю. Теоретически, не попав под удар его кувалды, вымотав этого здоровяка, навтыкав огромное количество внешне не самых сильных ударов – да. Будет ли стараться Костя Цзю уравнять свои шансы в бою с младшим Кличко, если правила вдруг поменяются? Или, что неожиданно, их нет, а ставка – жизнь? Наверняка.
Моя противница до вхождения во Мрак не старалась заниматься спортом регулярно. Это запомнилось хорошо. Фитнесс, наверняка с не самыми лучшими инструкторами, не более. Лишний вес за зиму, как не старалась, так и не убрала. Это и плохо, и хорошо одновременно. Чем лучше состояние тела до перехода в темную сущность, тем опаснее сама тварь. Потому как Мрак дает своим новоиспеченным детишкам много бонусов. И физические параметры – в первую очередь. Как же уравнять шансы? Ослепить. Так мои шансы немного, но увеличатся.
В кармане куртки баллончик с перцовым концентратом. Но толку от него немного. И линзы только сделают толк меньше. Что остается?
Из плюсов при контакте с рядовыми тварями есть один очень большой. Они тупеют в тот момент, когда важнейшим остается желание закусить вами. Интеллект отключается, уходит, растворяется в наступающей темноте с пурпурными прожилками голода. Единицы, становящиеся настоящими бессмертными, не в счет. Эта девушка не из них… во всяком случае именно так мне хочется верить. Потому я и иду вместе с ней туда, где кроме кустов и безлюдья больше ничего и никого. И ей уже невдомек то, что это форменная глупость со стороны неизвестного слепого.
Вновь пахнуло креозотом. А, да, слева высокий забор из плит, депо, ремонтные мастерские. Шпалы, еще что-то необходимое. Упорная девочка и глупая. Так и тащит, так и тащит. Ну-ну, что тут скажешь, голод не тетка. Иду-иду, милая. Чуть озабоченно головой по сторонам, несколько раз дернуть носом, и даже чуть испугаться. Внешне? Внутренне?
Ну, а как вы думаете?