Клин

— С какого перепугу ты это вдруг решил?.. И потом, Штейн, конечно, Зону знает, но, по-моему, мы договорились, что решения в нашей группе принимаю я, а если я даже не буду видеть, где мы находимся, то интересный из меня командир получится, между нами, девочками… К тому же Штейн не знает, как выглядит Вентилятор. Не будет же он при встрече с каждым сталкером останавливать вездеход и бегать ко мне спрашивать, не тот ли это дяденька, которого мы ищем. И вообще, на самом-то деле, решения принимаю я. Так что лезь в кузов и сиди там вместе со своим необузданным родственничком. Заодно и присмотришь за ним, а то я его уже боюсь.

— Отцепись от Федьки! — совершенно неожиданно для меня рыкнул на девчонку Сергей и полез в кузов.

После такого я, честно признаюсь, ожидал, что братец попросит у меня прощения или хотя бы просто заговорит о чем-нибудь. Ничуть ни бывало! Забравшись в вездеход, он уселся на скамейку — с противоположной стороны от моей — и уставился в маленькое, узкое окошечко, словно то, что происходило сейчас снаружи, имело в его судьбе самое наиважнейшее значение. А там пока ничего не происходило. Окошек в кузове было пять — по два на каждом борту и одно на двери сзади, так что я тоже стал смотреть в ближайшее ко мне. Стекло было толстое, тоже, наверное, какое-нибудь специальное, усиленное, как и в кабине. Его покрывал слой пыли, причем снаружи, так что видно сквозь него было весьма плохо, а вытереть было невозможно.

Поэтому мне это бесполезное глядение в никуда быстро надоело, и я принялся размышлять. Не то чтобы я задался такой целью: «Дай-ка маленько поразмышляю», просто из-за отсутствия внешней информации и прочих отвлекающих факторов мозгу тоже стало, видимо, скучно, и он принялся извлекать из своих недр различные мыслишки, словно монах, перебирающий четки.

Сначала мне вспомнился дом — родной мой Ленинград. Друзья, родители, Маша… Меня обдало теплом нашей уютной квартиры, почудился даже манящий, поистине сказочный запах жареной картошки. А еще мне очень захотелось моего любимого супчика с фрикадельками, который часто варила мама… А еще — порыться в книжном шкафу, взять и перечитать что-нибудь самое интересное!.. Но самое главное — чувствовать там себя нормально, уверенно, быть равным в кругу своих друзей и однокурсников, быть своим среди своих везде — что дома, что в университете. А здесь… Здесь я был изгоем, лишним. Теперь, когда со мной перестали общаться не только Анна, но и Сергей, я почувствовал это наиболее остро. Но дело было даже не только в них. С самого начала я не принял ни это чужое, совсем не такое, о котором мечталось, будущее, ни тем более эту жестокую, нелепую и отвратительную Зону, которая не могла бы мне раньше присниться и в самом страшном сне. Все это было не мое, все мое естество безоговорочно отторгало это. И, что самое смешное, мое чувство оказалось взаимным — будущее, или Зона, или и то и другое вместе тоже не приняли меня. Мне отчетливо подумалось вдруг, что все те нелепости, которые происходили здесь со мной, — они были неспроста. Так отторгала меня сама Зона, так возражало против моего присутствия будущее. Ведь на самом-то деле, ну не был же я таким бестолковым олухом в моей обычной жизни!.. Случались, конечно, иногда какие-то казусы, так у кого же их не бывает. Но ведь они не сыпались мне на голову один за другим, не ставили меня в такие дурацкие положения, в которые я попадаю здесь то и дело!.. Нет, дело тут было определенно не во мне.

И сделанный вывод — вполне, кстати, логичный, наконец-то успокоил меня, привел не то чтобы совсем уж в прекрасное, но по крайней мере в некое благодушное, я бы даже сказал пофигистское состояние. Не хотите со мной разговаривать? Ладно. Я придурок, неумеха и бестолочь? Очень мило. Не мешаться под ногами? Принято. Вы, главное, такие умные, храбрые и умелые, меня домой привезите, ладно?

За такими вот успокаивающими, даже убаюкивающими размышлениями время летело вполне незаметно, легко и плавно. Возможно, я даже и впрямь слегка задремал, но спать, сидя на отнюдь не мягкой железной скамье, тем более при весьма ощутимой тряске, у меня не получилось. К тому же вездеход вскоре остановился.

Я снова посмотрел в окошечко, но различил лишь растущие неподалеку деревья. А потом в нашу дверцу постучали, и снаружи послышался голос Анны:

— Матрос, открывай!

Сергей открыл дверь. Девчонка запрыгнула в кузов.