Клятва Смерти (СИ)

‒ Спасибо, ‒ прошептал он, усаживаясь и утягивая её за собой, прижимаясь спиной к самодельной стене. Он и правда спрятался, но лишь в её изгибе шеи и плеч, утыкаясь туда носом и закрываясь глазами в волосы. Улыбка не сходила с его лица, на все слова ребят очень хотелось ответить. Да и ему нужно было ответить! Когда Кон и Сайман на него злились, они хотя бы отвлекались от проблем. Так казалось полукровке. ‒ Они не то чтобы болят, но вижу очень плохо… ‒ прошептал он ей в шею, щекоча прохладным дыханием. Если честно, то, что творилось с глазами после пустыни ‒ такого с ним еще не было. Платок его защищал, но вот только его больше не было.

Кон и Сайман решили пока передохнуть и подкрепиться тем, что было, обсудить путь, проверить карты, и уже потом, когда Сайман восполнит потерянные силы, расширить их защиту и уже начать укладываться. Но даже первое Кон не мог начать. Попросив подождать, упираясь одной рукой о стену, он снял сапоги и начал вытряхивать с них снег. Согласившись с хорошей идеей ‒ другие стали делать так же. Надо бы себя избавить от снега, а то тепло Саймана сейчас просто пропадёт.

Так и провели они этот вечер в обсуждении дальнейшего пути. Судя по карте храм был уже близко, но оставалось перебраться через самую высокую гору. По крайней мере, чем выше они будут подниматься, тем меньше шансов снова угодить в непогоду.

Когда развели костер и все сытно поужинали остатками мяса, Сайман широко зевнул и предложил передохнуть после тяжелого дня.

‒ Если будет холодно, будите меня, согрею, ‒ сказал он. ‒ Но что-то я совсем выдохся, в сон клонит.

И даже очередная идиотская шутка от Сазгауса не смогла помешать ему удобнее устроиться, притягивая Мару к своей груди, и закрыть глаза. Постепенно и все остальные последовали его примеру.

***

Глухая ночь ‒ это как раз для этого места. На многие мили вокруг не было ничего, чтобы портило дивный пейзаж снежного покрова и черно-синего неба, усыпанного миллионами ярких и не очень звёзд. Снега окрашивались от тёмного неба с примесью серебреных точек в красивый, какой-то фиолетовый оттенок. Может быть, если хорошо прислушаться, можно было услышать то самое выражение «трещит мороз». Порой, и правда что-то трескалось, но это было так далеко и так незаметно.

После пурги всегда бывало спокойно. Особенно в этой поляне горных массивов. Тишина, пушистый, только что выпавший снег благодаря луне подобно звездам сверкал то тут, то там. Иногда дул ветерок, принося с особой мороз с самых пиков гор, поднимал вверх лежащие снежинки и накрывал ими неестественный для этих мест объект. Хотя сейчас это уже была полноценная снежная горка ‒ пока снег не расчистить, и не понять, что здесь был самый настоящий купол из плотно сжатых лиан. Оттуда пахло теплом и мясом. Пахло чем-то весенним.

Внутри купола не было снега. Но были пять людей, прижатых друг к другу и мирно спящих в таком же спящем месте.

Они не слышали скрип снега. Медленный, одиночный… Кто-то шел именно в их сторону. И чем ближе скрип был, тем отчетливее становился женский смех. Тихий. Боящийся разбудить мирно спящих людей. Не было фигуры, которая бы оставляла за собой следы тонких женских ступней, но сами следы были, хоть не было им свидетелей. Не было свидетелей и тихой песни:

‒ Спите, мои дети, сладко.

Мано уложит в кроватку,

Навеет вам сладкий сон.

Пойте, снега, в унисон.

И под звуки этой песни вновь появлялся ветер, подбирающий снежинки и круживший их вокруг снежного неестественного холмика. Их становилось все больше и больше, но они не пронзали, как во время вьюги. Они искали проход к спящим людям, и когда находили, под песню неизвестной мягко ложились им на лицо.

17. Жизнь без Смерти

‒ Кон Бартоломью! Если ты сейчас же не проснёшься, я позову Ральфа!

На эту угрозу матери Кон не мог не среагировать. Он открыл глаза и резко выпрямился, показывая родительнице, что встал. Но это было физически. Знала бы она, с каким трудом ему нужно было держать глаза открытыми.

‒ Так-то лучше. Быстрее просыпайся и одевайся. Это первый раз, когда вы с братом будете наравне с отцом стоять во время казни. Пора бы уже приобщаться к правящей деятельности!

Кон застонал, давая матери понять, что он об этом думал. Все равно он лишь второй сын короля. Ему трона не видать, так зачем он должен наравне стоять с королем и первым наследником? Опустив голову, он спустил босые ноги на пол, но боковым зрением увидел, что мать не собиралась покидать его покои. Она улыбнулась, подошла и, сев на кровать, обняла сына.

‒ Кон, ты такой же сын короля, как и Ричард. Ты не последний человек в семье, и должен также участвовать в жизни королевства.

‒ Я буду там только потому, что ты попросила отца это сделать, ‒ буркнул Кон.

Со стороны отца любовь была, кончено! Но… Кон чувствовал всем нутром, что его старший брат получает то, чего не получал сам Кон. Что? Он не мог сказать. Это было что-то необъяснимое, неосязаемое. Да даже взгляд… Король Генрих смотрел на своих сыновей по-разному.

‒ Не говори глупости, Кон, ‒ сказала мать и взяв подбородок сына, повернула его лицо на себя.