Клятва смерти

— Потому что они оба живут в этом пентхаусе, потому что они хорошо знают друг друга, вместе учились в колледже. Потому что этот мелкий прыщ точно знает, что происходит. Что, где, когда и как.

— Тогда зачем он лгал, раз Алекс собирался сказать, что его не было дома в тот вечер?

— Хороший вопрос. Может, он посоветовал Алексу сказать, что он — в смысле Алекс — был дома и пообещал эту версию поддержать, а Алекс потом передумал. В любом случае мы проверяем алиби, но пока не преуспели ни в ту, ни в другую сторону. Он умен, — сквозь зубы добавила Ева. — Алекс умен и хладнокровен. Вот потому-то я себя и спрашиваю: зачем он пошел на такой грубый и бессмысленный трюк? Зачем ему понадобилось разбивать мою тачку?

— Ты могла бы пострадать гораздо серьезнее. Да, могла, — повторил Рорк, не давая ей возразить. — Если бы кто-то врезался тебе в бок на полной скорости, я бы сейчас ел холодные спагетти у твоей больничной койки. Эти полицейские жестянки смять ничего не стоит, как банку пепси.

— Они армированные, — начала было Ева, но его стальной взгляд заставил ее умолкнуть и пожать плечами. — Ну, ладно, ладно, они дерьмовые. Но к этой я, честно говоря, вроде как привязалась, черт ее дери. Она кое-что умела и была не такая страшная, как прежние. Я к ней привыкла. А теперь мне придется попотеть и заполнить гору бумажек. С какой стороны ни посмотри, кругом паршиво.

— А ты вот с какой стороны посмотри: ты пострадала, неважно, серьезно или слегка, твоя машина разбита, тебе придется провести время за бумажной работой, забросив расследование.

— Риск велик, а результат жидковат. Сам подумай: надо угнать две машины, выследить меня, нанять людей, готовых протаранить машину полицейского среди бела дня на оживленной улице. Не знаю, с какой стати ему расшибаться в лепешку ради такой никчемной цели.

— Ты засадила за решетку его папашу. И ты моя. Если ты пострадаешь, значит, он не зря старался.

— Может быть. Может быть. А может, идею подал его помощничек. Мерзкий слизняк. Может, он ее и исполнил. Я ему не нравлюсь.

— А ты, держу пари, в общении с ним была сама вежливость и любезность.

— Да нет, мне нравилось подкалывать его тощий зад. В любом случае, если один из них — неважно, кто именно, — подстроил это дурацкое столкновение, им это с рук не сойдет, и Алекс займет камеру по соседству с папашей. Я работаю с Мирой. В каких-то моментах он вписывается в психологический портрет, в других — не совсем. Мне все время приходится возвращаться к самой Колтрейн. Есть связь между Колтрейн и ее убийцей. И я уверена: изучая ее, я найду убийцу. Найду, арестую и запру в камере.

— Ты хочешь, чтобы это был Алекс, из-за его отца?

Ева ответила не сразу, задумалась, глотнула вина.

— Надеюсь, что нет, но сбросить со счетов этот мотив не могу. Знаю — кому ж еще знать, как не мне? — наше происхождение, наше прошлое влияют на то, что мы собой представляем. Стала бы я копом, если бы не то, что со мной сделали? Если бы не то, что мой отец со мной сделал? А ты? Ты был бы тем, кем стал, если бы не то, что с тобой сделали?

— Для меня это равнозначно судьбе. Конечно, мы сами делаем выбор и не раз, мы сами делаем выбор на каждом шагу, но судьба тоже играет свою роль. В конечном счете мы выбираем судьбу.

Ева нахмурилась.

— Это имеет смысл, только если ты ирландец.

— Возможно. Ты, Ева, выбрала закон и порядок. Ты могла бы сделать другой выбор. Ты могла бы выбрать роль жертвы и спрятаться в ней, вместо того чтобы защищать других.

— Я не могла быть жертвой. Для меня вопрос так не стоял. Я не могла стать тем, чем меня пытались сделать. Я не смогла бы так жить. И ты бы не смог. Ты никогда не смог бы стать таким, как твой отец, человеком, который выполняет чужие приказы, избивает детей и убивает невинных.

— Да при этом еще и удовольствие получает.

— Вот именно. И мой отец был такой же. — В душе у Евы всколыхнулась застарелая ненависть. — И Макс Рикер. Их же хлебом не корми, только дай поиздеваться над кем-нибудь, кто меньше и слабее. Они ж на этом прямо кайф ловили. Мы с тобой много чего могли бы порассказать об этом. Да и он тоже — в смысле, Алекс. Мы много знаем о жестокости, потому что ее в нас вколачивали — долго и упорно. Мы с тобой шли разными дорогами, но такую дорогу ни ты, ни я не выбирали. Жестокость ради острых ощущений — это не для нас. И все равно это сидит в нас.

— Интересно, какую дорогу выбрал Алекс.