Она его напугала, оторвала от работы, заставила поволноваться, причем у него были на то веские причины. Если бы дала себе труд подумать о нем, позвонить, сказать, что разбила машину, но с ней самой все в порядке, он не стал бы сходить с ума.
Большой черный минус в колонке «Хорошая жена». И почему у нее вечно так выходит?
Мало того, он узнал, что она попала в аварию, пока занималась расследованием убийства полицейского. Плохой контекст.
Ева вернулась в спальню, чувствуя себя ужасно виноватой.
— Слушай, я хочу сказать…
Ее голос замер. Сначала нос зачуял томатный соус, потом взгляд упал на тарелки со спагетти и тефтельками.
— Разрази меня гром!
— Не хочешь перекусить? — Рорк окинул ее критическим взглядом прищуренных пронзительно-синих глаз. — Похоже, ты стукнулась головой сильнее, чем я думал.
— Я собиралась… сама заняться ужином. Заказать что-нибудь этакое… изысканное, потому что… о, черт. — Ева махнула рукой, бросилась к нему и повисла у него на шее. — Прости! Прости меня. Я была так зла на себя за все, что случилось, я просто не подумала.
Он провел рукой по ее коротко стриженным волосам, потом шутливо дернул одну прядь.
— Я на тебя не сержусь.
— Знаю. Ты мог бы рассердиться, имеешь полное право, но ты не сердишься. Поэтому я еще больше сержусь на себя.
— Твоя логика совершенно непостижима. Наверно, поэтому она так завораживает.
— Я не могу расплатиться с тобой сексом или каким-нибудь рыбным деликатесом или еще чем-то в этом роде за то, что ты так обо мне заботишься. В моей колонке одни сплошные черные минусы, а в твоей — одни сияющие плюсы, и…
Рорк приподнял ее голову за подбородок, заглянул в лицо.
— А что, мы ведем счет?
— Нет. Не знаю, может быть. Черт!
— Ну и как мои успехи?
— Бесспорный чемпион.
— Отлично. Люблю побеждать. — Рорк откинул челку у нее со лба и осмотрел повреждения. — Ты тоже ничего. Давай поедим.
Вот и все, разговор окончен. А впрочем, нет, это еще не все. Она обхватила руками его шею.
— Я люблю тебя. — Она поцеловала его — глубоко и сладко. — Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя. Буду это повторять как мантру. Буду, буду, буду, — с этими словами она прижалась к нему всем телом. — Буду говорить впрок, чтобы у меня был большой задел в колонке плюсов на будущее. Я люблю в тебе все. Кто ты есть, что ты есть, как ты говоришь, как смотришь на меня.
Ее губы блуждали по его лицу, скользнули к шее, прошлись по подбородку и вернулись к его губам в нежном обольстительном поцелуе.
— Я люблю твое тело и все, что ты со мной делаешь. Я люблю твое лицо, твой рот, твои руки. Обними меня, Рорк. Держи меня крепче.
Он-то хотел, чтобы она поела и немного отдохнула. Хотел присмотреть за ней на случай… на всякий случай. А теперь они поменялись ролями. Она перехватила инициативу. Она тянула его за собой, приглашала нырнуть в нее. Утонуть.
Рорк осторожно стянул халат с ее плеч. Тяжелый халат скользнул на пол. Рорк обнял ее.
— Еще. Еще. Я люблю тебя. — Ее губы скользнули по его уху, зубы царапнули шею. — Я хочу еще. Мне нужен ты. Весь. — Ева дернула полу его пиджака и засмеялась тихим, волнующе хрипловатым смехом. — Слишком много одежек. Как в самый первый раз, помнишь? На тебе слишком много всего одето. Придется мне это исправить.
Ева решила проблему просто: дернула на нем рубашку. И опять засмеялась.
— Да, так гораздо лучше. О боже, как я тебя люблю.
Дыхание пресеклось у нее в горле под действием его волшебных пальцев и губ, а ее пальцы тем временем занялись застежкой его брюк. И обнаружили, что он тверд, горяч и готов к бою.
— Внутри, я хочу, чтоб ты был у меня внутри. Чтобы ты сошел с ума и был у меня внутри. Я хочу видеть, что с тобой делается, и чувствовать, что делается со мной.
Он готов был подхватить ее на руки и унести в постель. Довести себя и ее до безумия. Но тут ее губы вернулись к его губам. Такие нежные… Такие сладкие… И он беспомощно провалился в теплые, влажные туманы любви.
— Идем в спальню, — прошептал он. — Идем со мной в спальню.
— Это слишком далеко.
Настроение Евы переменилось мгновенно. Она зацепила ногой его ногу, подсекла и налегла всем своим весом. Он опрокинулся на кушетку и оказался под ней. Глаза у нее горели.
Не успел он перевести дух, как она опять овладела его ртом. Язык дразнил его, зубы покусывали. Дрожа всем телом, он попытался найти равновесие.
— Я сама тебя возьму. — Эта угроза, произнесенная задыхающимся голосом, курсировала у него в крови. — Я не остановлюсь, пока не закончу, и ты не кончишь, пока не войдешь в меня. Пока я тебя не впущу.
Она требовала, брала, влекла его за собой к головокружительной грани, а потом замирала, пока он дрожал и задыхался, и вновь топила его в своей нежности. А потом все начиналось сначала.
Он уже готов был ее умолять. Или проклясть. И все равно она делала с ним, что хотела. С его телом и с его сердцем.