– Да, пить за то, что сбили, это плохо, согласен. Но за знакомство – надо! О тебе я знаю уже почти все, а себя представлю коротко. Пилот палубной авиации, летаю на «F-4»… Летал до недавнего времени, пока меня не сбил «7-14», то есть ты.
Бабичев сказал со вздохом:
– Я уже устал всем повторять: я никого не сбивал. Это сделал вьетнамский летчик. Я учил его, как надо сражаться в небе с «Фантомами». Он оказался способным учеником.
Пол стал разламывать на квадраты плитку черного шоколада:
– Знаю, знаю. Вы только военспецы, в боях не участвуете, на пальцах показываете северянам, как надо летать. Но это, Иван, ты можешь рассказывать тем, кто никогда не поднимал в небо машины. А я тебе вот что скажу. Бой шел на таких скоростях и при таких маневрах, что вьетнамец подобные нагрузки просто не выдержал бы. Я не расист, не подумай, но у чарли иная, чем у нас, конституция, кости тонкие и хрупкие.
Бабичеву действительно надоело говорить одно и то же, и он повторил просто для себя:
– Сочиняйте что угодно. Ни разу на боевое задание я тут не вылетал.
Кросби и вправду не слышит русского летчика, он продолжает говорить о своем:
– «МиГ» – хорошая машина, никто не спорит, она маневренней наших. И мы не могли ничего сделать. Мне еще повезло, я катапультировался. А вот товарищ мой погиб.
Он протянул бумажный стакан с виски Бабичеву, тот взял его, но поставил на стол.
– У меня нет ненависти к вам, Иван. Мы профессиональные военные. Летать, сбивать друг друга, гореть в машинах – наша судьба. Если мы будем бояться этого, то лучше за штурвал уже не садиться.
– Ты красиво говоришь, – сказал Бабичев.
– Я ходил на курсы риторики. Я дружил с одной девушкой, она потом стала известной журналисткой, и хотел не отставать от нее… Бери стакан.
– Я не пью. Я действительно не пью.
– Тем более – попробуй, от чего отказываешься. Завтра тебя увезут отсюда, и неизвестно, как все сложится дальше. Может, не то что виски, а и чистой воды не увидишь.
Тихая деревня
Отряд вьетконговцев насчитывал пятнадцать человек. Бойцы были в черных одеждах, коротко, как новобранцы, пострижены, вооружены «калашами», судя по маркировке, произведенными в Китае.
Они только выходили из джунглей, а их у тропы уже встречал седой высокий старик с редкой длинной, как у Хо Ши Мина, бородой. Обменялся рукопожатием с каждым, повел их к своей, крайней, хижине, разговаривая с командиром.
– Макс меня предупредил, что вы сегодня должны прийти. Надолго к нам?
– Не бойся, завтра мы уже уйдем. Американцы не узнают, что мы были тут.
– Я уже давно ничего не боюсь. Но в деревне – да, боятся. Американцы могут нас сжечь. Они жестоко наказывают тех, кто хоть что-то делает для вас.
Он смотрит при этом на женщину, прижимающую к своим ногам ребенка. Она, увидев бойцов, тут же заводит его в хижину, закрывает за собой дверь.
– Мы можем подождать и в джунглях, – говорит командир. – Ведь если кто скажет врагам, что мы останавливались в твоем доме…
– У меня два сына ушли к Хо Ши Мину. В деревне это не секрет. Если бы хотели сказать, давно бы сказали.
Вьетконговцы заходят в хижину. Потом один из них выбегает, берет лежавшие у стены два бамбуковых шеста, идет к реке, ставит их в песок буквой «Х».
Раздается гул самолета. Вьетнамец спешит в хижину.
Прилет Чейни
Гири были небольшие, в пятьдесят американских фунтов, то есть около полутора русских пудов. Бойцы, стоя по парам метрах в четырех друг от друга, перекидывались ими как мячиками. Попробуй зазевайся.
Ален вел занятия и в то же время сам перебрасывал такую же гирю из руки в руку. Это было несложно – лишь бы мышцы не застаивались.
Над площадкой завис вертолет. В общем-то, это рядовое явление, но по тому, как к ней тотчас стали стекаться штабные офицеры и подъехал на джипе Чандлер, лейтенант Строк понял, что на базу прибыло высокое начальство. Занятия в связи с таким событием никто не отменял, и он сказал это своим бойцам, задравшим было головы на «Ирокез».
Вертолет приземлился. Из его нутра вышли генерал Чейни, журналистка Лора Сайзлер, еще несколько военных. Чандлер вскинул в приветствии руку:
– С прилетом, господин генерал. Прошу в машину.
– Спасибо, но я пройдусь, насиделся при перелетах. А вот нашу гостью пусть отвезут, создадут ей подобающие условия, чтоб она привела себя в порядок. Хотя она и так в порядке, а!
Сказано это было так, чтоб журналистка услышала. Одета она была, как и все, в камуфляж, но он действительно шел ей, лишь подчеркивая все женские прелести. Это оценили и офицеры базы, тотчас окружившие Лору. Послышались комплименты, расспросы, и Чейни, убедившись, что женщине не до его слов, спросил тихо Чандлера:
– Русский где?
– Там, где плавучий ресторан, в камере… Впрочем, вы ее в предыдущий приезд видели.
Генерал кивнул:
– Хорошая камера, почти люкс. Если б не русский, я бы как раз там и обосновался на пару дней. С ним все нормально?
– Конечно. Ест, пьет, читает, слушает радио.
– Прекрасно. Завтра утром его заберут отсюда на этом вот вертолете. Так что задача номер один – образцово постеречь пленника эту ночь, и все.