Клятва разведчика

Я было усмехнулся… а потом вдруг подумал, что нечему. Ведь смейся не смейся — а это правда. Не оставила никого из тех сотен тысяч сирот войны. Открыла суворовские училища, обычные детские дома, спецПТУ. Вырастила и выучила. Дала возможность стать не подай-принеси, а профессорами, генералами, космонавтами, писателями. Не всем, да. Но людьми стали все. Просто людьми — с работой, с семьёй… И не мне смеяться над этими наивными словами о власти. Я пришёл из времени, которое считается мирным — но в котором два миллиона беспризорников. И до них никому нет дела. Просто — ни-ко-му. И власть не чухнется, хотя зовётся демократической, народной то есть.

Мне стало тошно. От всего сразу. Но в первую очередь — от мыслей о том, из какого же болота я выполз и как же был прав «АСК», когда говорил о нашем времени с гневом и презрением… а мы доказывали ему, что он не прав, что есть в нашем времени и хорошее… Может — и есть. Может, даже и много (и уж во всяком случае — там нет войны… или — есть?!). Но… но люди тут лучше.

Хотите смейтесь — хотите нет.

Здешний сахар был синеватый и невероятно твёрдый, как камень без преувеличений. Я пару раз видел, как Мефодий Алексеевич и партизаны постарше пили с ним чай — держали в зубах кусочек и через него дули почти кипяток, при этом на их лицах отчётливо читалось искреннее наслаждение. Я как-то раз попробовал — ничего не получалось, сахар сам собой грызся и проглатывался. Я вообще дико скучал по сладкому и сейчас почти заставил себя сначала заняться «бутербродами», но всё время поглядывал на шоколад и сахар. Поэтому увидел, как Сашка тихонько пододвинул Юльке свой шоколад и показал взглядом. Но увидел не я один.

— Отставить, — отрезал Виктор. — Это не школьный бал и это не просто еда, это топливо для организма.

Юлька покраснела. Сашка тоже, это ему совершенно не шло, если можно так сказать про парня, и они оба усиленно навалились на еду. Я почему-то ощутил удовлетворение и одновременно злость — это что ж теперь, терять друга?! Неужели это так неизбежно?!

«Ты же не за ним из кустов подглядывал, — довольно ехидно прозвучал внутренний голос. — Хотя ещё не поздно поменять ориентацию.»

Я разгрыз сахар, в два глотка выпил свой «чай» и сунул под язык порцию шоколада. Пусть потихоньку растворяется и подслащает мне жизнь, если уж не осталось других средств…

22

Деревню Гужево сожгли давно, это было ясно — от брёвен уже даже гарью не пахло, весенняя трава пробилась на улице. Виктор тихонько выругался, и я, не поворачиваясь, спросил:

— Не знал?

— Не знал, — ответил он. — Тут были связные отряда «Ленинцы». Ещё в марте были… Надо глянуть, как её сожгли — с людьми, или нет.

Он сказал это вполне буднично, и я никак на это не отреагировал, только задумчиво добавил:

— Если не с людьми — то они где-то в лесу, да?

Мы лежали в кустах недалеко от бывшей околицы уже почти час — совсем рассвело, мы присматривались и прислушивались, хотя, как я уже сказал, достаточно было принюхаться, чтобы понять: людей тут нет давно.

— Я схожу, — Женька сел, разулся, снял галстук и курточку, подкатал штанины, оставил в противогазной сумке сухари и, поднявшись, вышел на дорогу, потягиваясь и зевая — ни дать ни взять, подросток-бродяжка, заночевавший в лесу и давно отвыкший удивляться или ужасаться таким вещам, как уничтоженные деревни. Полсотни шагов — и он исчез за яблонями одного из садов. Мы остались лежать и ждать.

— А если никого не найдём? — спросил я. Лейтенант не ответил, и я понял, что спрашивать больше не надо. Не найдём — пойдём дальше, что тут трепаться? Если вообще никого не найдём — вернёмся и доложим, что никого не нашли.

— Самолёт, — Юлька перевернулась на спину.

Это был опять биплан — может, даже тот же самый. Он снизился над деревней, но потом крутнулся на крыло и отвалил боком за деревья. Мы какое-то время ждали, не появится ли он снова. Но вместо этого появился Женька — и не один. С ним были двое детей — мальчишка лет 12 и ещё один… одна… я сперва даже не разобрал, кто это, но где-то лет 5–6. И одно могу сказать точно — рваньё, которое было на них напялено, приводило в оторопь, потому что люди такого не носят. С Женькой они, похоже, шли охотно и не испугались, увидев нас.

— Местные, — сказал Женька. — Это, — он указал на старшего, — Лёвка, это, — кивок в сторону младшего, — Игорёк.

— Вы партизаны? — прямо спросил Лёвка. Игорёк сунул палец в рот и разглядывал нас неодобрительно.

— Да мы так, — Виктор повёл плечами неопределённо. Я добавил:

— Мы сами не местные.

— Да это видно, — взрослым тоном сказал Лёвка и тоже окинул нас взглядом — больше изучающим. Потом сказал: — Немец нас пожёг, мы в лес ушли. А сюда так ходим. Чего найти. Сегодня вот топор нашли — обгорелый да без топорища, а что ему сделается? В огне не горит, в воде не тонет.

— Тонет топор в воде, — возразил Виктор.