- Мм-м, логично, - проворчал Валерий. - Но не обязательно соответствует действительному положению вещей.
- Очень даже соответствует! Иначе почему ты не взглянешь мне в глаза?
Он ничего не ответил, только, по-прежнему не оборачиваясь, сложил руки на груди.
- Валера, я тебя убью! - я развернула его к себе и попыталась поймать его взгляд. Он посмотрел на меня неожиданно открыто и прямо, и мне все стало ясно и без слов. - Почему ты считаешь себя вправе копаться в моей душе?
- Я не сделал ничего плохого, - возразил он. - Я хочу для нас с тобой немного счастья. Совсем немного. Ровно настолько, насколько тебя хватит. А если бы я не закрывал для тебя эти ужасные видения, ты не выдержала бы здесь и этих двух месяцев. Я и так каждого утра жду с ужасом, вдруг ты проснешься и скажешь: "Все, с меня хватит, уходим отсюда". Вести такую жизнь, как у нас сейчас, можно только людям, которых ничего не толкает к вечной гонке... Если отпустить твои сны на волю, ты помчишься без оглядки вперед, прямиком в новую пропасть...
Его голос звучал ровно, но я слышала едва уловимое подрагивание. И ветер его души внезапно дополнил его слова несколькими острыми порывами, принесшими с собой даже крупицы боли.
- Валера, - я не решилась продолжать разговор так, как того хотела моя свежевскипевшая злость. - Я тебе благодарна за наш остров... Может быть, возможно быть еще счастливее, но мне трудно себе это представить. И все же, сколько раз я тебя просила - не трогать мое сознание...
- Катя, я же только что объяснил...
- Я прошу тебя еще раз! Никогда не влезай в мои мозги! Оставь их в покое!! Навсегда! Пусть все идет своим чередом!
- Ну хорошо, хорошо... Успокойся! Что-то мы с тобой сегодня с самого утра делаем все не так, как надо, - он потянулся ко мне и поцеловал.
Потом силой усадил на песок, распустил мою закрученную в узел косу и растрепал длинные пряди. Только тут я почувствовала, как меня колотит. Это была сильная нервная дрожь, которую и пытался унять Валерий.
- Валера, что со мной?
- Все будет хорошо, - туманно произнес Валерий.
- Будет хорошо? Может быть. А что со мной сейчас?
- Я думал, ты мне сама скажешь, - он гладил мои волосы, разбирая их на пряди. Его прикосновения отвлекали, успокаивали разыгравшиеся вдруг нервы. Я молчала, а Валера терпеливо ждал, пока я приду в себя.
Я чувствовала все, что было у него в душе. Весь его внутренний мир переливался всеми своими гранями на самой поверхности. Это была вся гамма оттенков, но сегодня в ней преобладали мрачные краски: досада, неловкость и приглушенное чувство вины, острое и не отпускавшее Валеру ни на минуту. Но все-таки от него ко мне постоянно веяло свежим, теплым и ласковым ветром, который согревал и успокаивал меня.
Валерий уже давным-давно нашел этот остров. Остров в тропических широтах неизвестного мне мира. Тихая, прохладная бухта и песчаный пляж, дремучие тропические заросли, птицы с красивым нарядным оперением, невероятное количество приторно-сладких фруктов с липким, почти непрозрачным соком... Вечно солнечная погода, чистая прозрачная вода... И все это на крошечном совершенно необитаемом острове. Пройти его насквозь с одного побережья до противоположного можно было за полчаса. Там в центре острова, среди лиан и вековых мощных деревьев Валерий сооружал двери. Каждый день он по нескольку часов пропадал в лесу. Я ходила к нему туда, но частенько не заставала его на месте. Он рыскал по мирам, принося с собой разные вещи, то диковенные, то обычные.
За два дня он выстроил и оборудовал небольшое бунгало, состоящее из одной жилой комнаты-спальни, которую мы решили оставить без мебели, лишь бросили на пол простыни и подушки, да повесили на окно жалюзи. Остальными двумя помещениями в нашем жилище были небольшая кладовая, в которой Валерий складывал мелкие подручные инструменты и трофеи, принесенные из других реальностей, и кухня, где можно было найти самые диковенные приспособления и приборы, предназначенные для того, чтобы хранить, замораживать, размораживать, резать, смешивать, нагревать до любой температуры и в любых условиях самые разнообразные продукты.
Увидев все это в первый раз, я пришла в ужас.
Не то, чтобы мне не нравилось, как он все устроил, наоборот, все было так здорово, так великолепно... Но я, лишь только ступив на остров, сразу поняла, что это великолепие не для меня.
Не для Кати Орешиной.
Мне казалось, что поношенные брюки из мягкой кожи, холщевая рубаха и замшевая безрукавка приросли ко мне. Я ощущала их на себе даже когда на мне была другая одежда. Та, привычная одежда была материальным символом моего мироощущения. Проще говоря, я боялась даже подумать о том, что заслуживаю чего-то лучшего, чем то, что было до сих пор.