Клятва при гробе Господнем

— Нет! Бог свидетель, что всюду разосланы были за тобою гонцы, и я сам едва успел прибыть из Симонова и находиться при блаженной его кончине! Так быстро позвал его к себе судия небесный… Родитель ждал тебя, звал нетерпеливо… — Голос Шемяки прервался от слез.

Скрывая движение свое, Косой отвернулся и сказал: "Он хотел мне передать старейшинство свое!"

— Нет! — отвечал Шемяка, поспешно отирая слезы, — не передать старейшинство, но — только благословить тебя, несчастный брат — несчастный, если сердце твое не умиляется! Такова была воля отца. — Шемяка развернул духовную Юрия. — Все кончено; все от тебя отступятся, если ты будешь еще упорствовать. Уже к присяге приводят жителей Москвы, уже поехали послы к Великому князю…

"Этому не бывать! Прочь, с подложного грамотою, — вскричал Косой, вырывая духовную отца своего и бросая ее на пол. — Скажи: за много ли продал ты брата и душу свою Василию?"

— Безумец! — воскликнул яростно Шемяка, но тотчас опомнился, подхватил духовную и с негодованием, но тихо продолжал: — Оставляем тебя безумию твоему! Пойдем, князья и бояре! Если гроб отца не вразумляет его, то нам не вразумить!

Он пошел.За ним следовали все другие, все, даже и пришедшие с Косым, кроме Иоанна Можайского. Косой хотел броситься в удалявшуюся толпу, не в силах будучи выговорить слова, но Иоанн Можайский удержал его, обнял, старался утишить. Палата опустела.

— Измена! — было перюе слово, вылетевшее из уст Косого.

"Успокойся, успокойся, князь!" — говорил Можайский.

— Гибель на роде нашем: брат предает брата.

В это время, случайно, кто-то растворил двери, и из внутренних покоев послышался громогласный возглас диакона: "Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему, Великому князю Георгию, и сотвори ему вечную память!"

Тихий, унылый хор запел: "Вечная память". Там отправляли духовные обряды при теле Юрия Димитриевича. Голос религии показался голосом вечности Косому. Он умолк и безмолвно преклонил голову на грудь Иоанна.

О Провидение! что пред тобою человек! Если бы несколькими часами прежде явился Косой, если бы он двинул воинские дружины, над которыми был главным вождем, тогда его приверженцы и сила могли бы, может быть, доставить ему венец Великокняжеский. Но к несчастию своему, с раннего утра, даже не видавшись с отцом, уехал он на обозрение дружин в окрестностях Москвы, готовя их в скорый поход против Василия.

Там едва могли сыскать его. Весть о близкой кончине отца так была неожиданна, так поразила его, что, приказав ехать за собою только обыкновенной страже, бросился он в Кремль, забыв все другое. В неистовство, в какое-то состояние бешенства пришел Косой, узнав в Кремле о смерти Юрия и услышав провозглашение Василия Великим князем. Он забыл сан свой, забыл все приличия, кинулся на извещавших народ бояр, и вслед за ними, не помня себя, вторгся в Большую палату.

Состояние его было ужасно. То припадал он к телу отца своего, плача кровавыми слезами, то бегал по опустелым палатам дворца, исторгая волосы с головы, кусая руки. Уничтожив достоинство человека, он уподоблялся дикому, бешеному зверю, готов был растерзать своими руками противников, готов был кликнуть клич буянам и отребию черни, вторгнуться с ними в Кремль, во дворец и скорее все разрушить, зажечь, разграбить Москву, нежели уступить ее другому! К вящему унижению, он видел, как спокойно было все окрест его, и люди и природа. Ясный летний день догорал на небе, и солнце, горя яркими лучами, закатывалось за небосклон. Тих, величественно спокоен был лик умершего отца его, и все безмолвствовало в Москве, в Кремле и во дворце. Иоанн Можайский следил за каждым его шагом, но Косому казался он приставником, определенным смотреть за поступками сумасшедшего.

— Князь! — сказал наконец Можайский, — что мы еще медлим? Давай руку на жизнь и на смерть! Дружины твои в сборе — туда к ним — напоим молодцов и подвинем их на Москву!

Будто от сна опомнился тогда Косой: "Ангел-хранитель! Твой ли голос я слышу? И я до сих пор не подумал об этом?" Он крепко обнял Иоанна. "По крайней мере, я ручаюсь за своих, — говорил Иоанн. — Можайцы не выдадут, а с их помощью мы возмутим Москву, или — испечем ее, как яичко, которым подавятся Василий и твой Шемяка!"

Через час Косой, Иоанн и несколько человек из свиты их скакали в ходынский табор. Но здесь надежда жестоко обманула их! На половине дороги встретился с ними князь Михаил Верейский. Он спешил с известием к Косому, что вскоре после отбытия его явились в ходынский табор присланные от Шемяки, Красного и от всего сонма бояр московских с объявлением о кончине Юрия, восшествии на престол великокняжеский Василия Васильевича и о немедленном целовании креста и Евангелия в верности сему новому властителю. С радостным шумом поднялся весь табор; несколько осмелившихся противоречить было схвачено, связано и повлечено в Москву. Воеводы один перед другим спешили присягать. И вся толпа воинов пустилась потом в Москву, разграбила дорогою, мимоходом, несколько погребов и рассеялась кто куда знал и хотел.