Клятва и меч

– Я хочу напомнить вам о некоторых фактах, о трех в основном, – сказал он, собравшись с духом и глядя в чарующие глаза своей бывшей возлюбленной. – Во-первых, слово «просить» в ваших устах звучит как «приказать». За прошедшие годы до меня доходили разные слухи, и я, подобно добросовестному мельнику, тщательно перемалывал их. Теперь настала пора печь хлеб и угощать им вас. Если он будет горек, то прошу простить меня, дело здесь в зерне. Мне многое известно о злоключениях вашего сына Генриха. Я знаю, куда он направлялся, что делал и как оказался в руках своих же компаньонов. Он попросил денег у вас, но, не знаю уж по какой причине, не получил ничего. Говорили, что с той поры вы и граф Глостерский возненавидели друг друга и часто скандалили, что и довело Роберта до гибели. А ведь он был вашим братом и самым преданным вам человеком! Он умер, благодаря Богу, быстро, но я знаю, как долго он страдал, хотя вряд ли больше, чем я. Так что не просите меня встать вслед за ним на эту губительную дорогу. Я и так слишком долго следовал по ней, как зачарованный простак.

– Подождите, Седой! Я не поняла…

– Я еще не кончил.

– … Вы сказали «зачарованный». Чем?

Бриан подошел к императрице, положил сильные руки на подлокотники ее кресла и предложил ей держать рот закрытым, когда он говорит. Ошеломленная его грубым обращением, она откинулась на спинку кресла и нерешительно посмотрела на него. Ее гордость была уязвлена. Она оттолкнула своего обнищавшего поклонника, любовника одной ночи, и теперь он смеет бросать ей в лицо обвинения.

– После этого трагического случая с Робертом по вашей вине вы, казалось бы, должны были проводить день и ночь в неустанных молитвах, выпрашивая у Господа прощения за свои грехи. Но вы вместо этого осмелились приехать сюда и приказывать мне. Скажите, что вы хотели бы от меня, и я отвечу, хочу ли я этого. Но приказывать мне нельзя!

Матильда взглянула на довольную Элизу – похоже, Седой говорил именно для нее. «Но память подвела барона Бриана Фитца. Он забыл, что я Леди Англии…»

– Вы были Леди Англии, – Бриан словно прочитал ее мысли, – но ныне не заслуживаете этого титула. Англии как целостного королевства уже не существует. Север еще недавно был захвачен Ранульфом, но теперь вновь перешел к Стефану вместе с этим усатым разбойником. Восток принадлежит также корою, но уже благодаря его собственным усилиям. Лондон и многие южные графства подчиняются опять же ему, но заслуга в этом королевы, вашей тезки. А что имеете вы восточнее Уоллингфорда? Ничего. И вы, и мы, те немногие, кто по-прежнему верен данной клятве, не контролируем больше ничего, кроме среднего юга и запада. Так что вы, дай Бог, можете называться леди десяти графств, если не меньше, и до трона вам далеко как никогда… Поймите, титул Леди Англии – не больше чем дань вежливости. За ним только наше желание сделать вас королевой, но это еще не все. На забывайте, вы не были приняты гражданами Лондона, вам пришлось бежать из Вестминстера и ваша возможность стать королевой с каждым днем все призрачнее. Времена меняются, моя леди. Теперь вы можете лишь просить помощи, но не требовать ее.

Для Элизы слова мужа были подобны эликсиру жизни. Прежде Бриан всегда защищал императрицу, одобрял любые ее действия, восхищался ее умом и красотой. Но сейчас перед Матильдой стоял уверенный в своей правоте дворянин, немало переживший и избавившийся от многих иллюзий. И самое главное, он наконец-то вырвался из паутины чар Матильды и был ее, только ее!

– Надеюсь, это все? – упавшим голосом спросила императрица. Она, как никто другой, умела не слышать упреков в свой адрес, пусть и трижды справедливых, но пылкая речь Седого взволновала ее.

– Нет. Вы только что неуважительно отозвались о Болдуине де Редверсе, а ведь он один из ваших самых стойких сторонников. Графство Девон поддерживает вас только благодаря его усилиям. Он вовсе не мужлан и далеко не трус. У вас нет права говорить дурно о нем, я знаю его куда лучше. Кроме того, это заставляет меня задуматься: «А что она скажет о Седом в доме де Редверса?»

Матильда встрепенулась. Седой должен был знать, что о нем она никогда не отзывалась дурно, быть может, только о нем. Но она лишь сказала:

– Болдуин прекрасно знает, что вы не мужлан и не трус, Седой, так что вам не о чем беспокоиться.

Он слегка улыбнулся.

– И вот еще о чем я хотел сказать. Ведь я, пожалуй, единственный, кто сам смог выпутаться из ямы, в которую всех ввергла эта бесконечная война. Но это дорого обошлось моим людям и моему кошельку. Признаюсь, я порой жалею, что ваш отец, король Генрих I, не умер раньше. Тогда я не связал бы себя этой губительной клятвой. Если бы я мог предвидеть, к чему это приведет… Если бы я трижды не…

– Но вы сделали это.

Бриан, казалось, не услышал реплики Матильды. Полузакрыв глаза, он мечтательно пробормотал: