Клятва и меч

– Быть может, я не прав и у вас мягкое сердце? – иронически продолжал граф. – Вы чувствовали боль, когда ваши друзья были ранены? Переживали, когда они попадали в беду? Нет. Вы бойко торговали своим прелестным взором и мужской клятвой, считая себя при этом ангелом, спустившимся с небес. Вы спрятались от всех ужасов войны, предоставляя другим умирать за вас на поле боя. Нет, сестра, я не был смешон, доверившись вам, я был попросту глупцом!

Матильда не сводила глаз с Роберта во время всего этого гневного монолога; на минуту ей стало страшно, что он покинет ее, но привычка не слышать того, чего не желаешь, – успокоила. «Просто он очень изменился, – думала она. – Где его величавая осанка, проницательный ум, выдержка и могучая воля?» Перед ней стоял изможденный, брюзгливый старик. Сколько ему сейчас, пятьдесят три года? Да, но он выглядит на все шестьдесят три. Тщеславный пустоцвет с небритой челюстью, свисавшей почти до колен.

– Да, – сухо сказала она. – Вы смешны, брат, и не более того.

Неприязнь между братом и сестрой становилась все острее. Друг в друге их раздражало все. Матильда без отвращения не могла смотреть на его отвисшую челюсть, а он видел за обаятельным лицом гиену. Так они изводили друг друга в течение всего лета. В редких перерывах между сварами Роберт пытался предпринять какие-то активные действия. Он захватил несколько королевских замков, установил контроль над некоторыми важными бродами через Темзу, построив рядом с ними деревянные сторожевые башни. Время от времени он обменивался письмами с Брианом Фитцем и так завидовал его простой, относительно спокойной жизни, что стал подумывать, а не ретироваться ли ему в один из своих небольших замков и не закрыться ли там от всего света.

Да, он знал, что лорд и леди Уоллингфорд испытывают постоянную нужду в деньгах. Но они были вместе, и леди Элиза родила мужу сына Алана. Бриан ныне окончательно освободился от своего тайного проклятия – чар Матильды, и в душе его воцарился покой.

Этого больше всего не хватало Роберту. Почти ежедневно он устраивал скандалы сестре, и та не оставалась в долгу. Так прошли летние месяцы и сентябрь. В октябре, с наступлением поздней осени, здоровье Роберта резко ухудшилось. Во время очередной свары в его груди словно что-то взорвалось. Пошатнувшись, он ударился головой об угол стола и со стоном упал на пол.

Какое-то время он смутно различал кружащиеся над ним лица и цветистые рукава – это я дал им эти одежды! – и его сердце лопнуло или, как это принято говорить, разорвалось.

Со смертью Роберта Глостерского сторонники императрицы лишились своего главного лидера.

Неожиданная, напряженная и непривычная тишина окутала Англию. Смерть графа Роберта Глостерского стерла с его личности случайные черты, высветив в ней главное. Он был не только лидером восставших и старшим, пусть и внебрачным сыном короля Генриха I. Нет, в глазах многих людей он слыл мужественным, искренним и благородным человеком. Роберт не блистал какими-то особенными достоинствами, но он сумел объединить тысячи людей, и вельмож, и простолюдинов, так продолжалось в течение десяти лет. Его смерть заставила и друзей, и врагов забыть о маленькой ошибке с юным Генрихом Анжуйским и вспомнить о его щедрости и великодушии.

Дворяне хотели похоронить графа с наивысшими почестями, и король Стефан анонимно послал в Бристоль немалую сумму, также желая этого. К счастью, деньги не прилипли к прелестным ручкам императрицы, и Роберт после пышной церемонии был погребен под стеной своего замка.

Постояв еще какое-то время на коленях с опущенной головой, его друзья поднялись, отряхнули с коленей пыль и продолжили свою борьбу с узурпатором.

Элиза не хуже своего мужа понимала, чем грозила им смерть Роберта Глостерского. Бриан не мог прибыть на его похороны, и это еще больше обострило чувство горя. Он тяжело переживал потерю последнего близкого друга. И все же не решился покинуть Уоллингфорд, поскольку его лазутчики докладывали о большом скоплении королевских войск в лесах вокруг замка.

В это же время и другой не признававший короля барон пребывал в глубокой задумчивости, размышляя о своей будущей судьбе. Ранульф Усатый, отбив наскоки королевских войск у себя на севере, обнаружил, что со смертью графа Глостерского он стал самым значительным землевладельцем в Англии. И сейчас покоя не давала ему мысль, кому же отойдут владения умершего, ведь нет у него прямых наследников. Конечно, не врагу Стефана, а его ближайшему другу. Почему бы ему тогда не заключить мир с законным королем и вместе с ним не изгнать ненавистную Матильду из страны?

Но у него была возможность выбора. Лагерь императрицы ныне остался без лидера. Почему бы не занять место Роберта рядом с его сестричкой, чтобы со временем, дай Бог, прибрать к рукам и немалое состояние покойника? Это будет справедливо, поскольку он уже однажды воевал на стороне Ангевинов и даже получил ранение в схватке с королем.