Клятва Грейсона (ЛП)

— Мы не могли всегда быть рядом, и мы не могли всегда вмешиваться, потому что мы боялись, что твой отец отошлет нас, и мы совсем не будем тебе полезны, но мы сделали все, что могли, чтобы ты знал… что ты не был одинок — ни тогда, ни сейчас. Никогда. Мы утаили истинный мотив завещания твоего отца только потому, что любим тебя и пытались нести это ужасное бремя за тебя так долго, как только могли. Мы сделали это не из-за нечестности. Мы сделали это из любви. Я надеюсь, что ты сможешь это понять.

Я откинулся на спинку стула, позволяя его словам проникнуть в мое сердце. Конечно, я всегда знал — Уолтер и Шарлотта были моими родителями больше, чем когда-либо были мои настоящие отец и мачеха. Но… что, если Уолтер и Шарлотта ошибались, а он нет?

— Что, если он был прав насчет меня, Уолтер? — я затаил дыхание, высказывая свой самый глубокий, самый темный страх.

— Твой отец?

— Да, — хрипло прошептал я. — Все они.

— Это то, о чем ты думаешь? Что мы с Шарлоттой ошибались насчет тебя, но Форд Хоторн был прав? Твоя мать? Джессика?

— Я…

В своих мыслях я увидел, как Уолтер в своем старомодном купальнике учит меня плавать; увидел, как он ведет меня по лабиринту, как мы считаем шаги и учимся поворачивать; увидел, как Шарлотта заламывает руки, когда знает, что мне больно; вспомнил все мудрые советы, которые она давала мне на протяжении многих лет; вспомнил всю любовь, которую она с готовностью отдавала.

— Возможно, — сказал Уолтер, — ты также спрашиваешь это, потому что тебе интересно, к какой категории относится твоя жена.

Уолтер всегда все знал, еще до того, как я ему рассказывал. Не знаю, почему думал, что эта ситуация будет другой.

— Я… да. Я просто, не знаю, могу ли доверять ей.

Он несколько мгновений рассматривал меня.

— Ну, — вздохнул он, — полагаю, тебе никогда не придется на самом деле выяснять это, если ты никогда по-настоящему не рискнешь. Полагаю, ты мог бы бродить по залам виноградника Хоторна, как призрак, звеня цепями собственного изготовления и пугая маленьких детей у окон.

Я издал короткий смешок, который закончился вздохом.

— Ты знаешь, почему я называл тебя «сэр»? Почему я всегда называл тебя на «Вы» и «сэр»? — спросил он.

Я покачал головой.

— Как напоминание о том, что ты достоин уважения, и всегда был уважаем.

— Спасибо, Уолтер, — сказал я, чувствуя благодарность за его присутствие в моей жизни.

— Что говорит тебе твое сердце?

Я посмотрел вниз, думая о кольце, которое нашел в ящике стола.

Мой Дракон. Моя любовь.

Я больше не знал, чему верить.

«Я люблю тебя», — сказала она, и все же я вышвырнул ее вон. Отчаяние и сомнение закружились у меня внутри. Я назвал ее коварной интриганкой, выдвинул обвинения, которые даже больше не казались рациональными, не дал ей шанса объяснить более полно, чем она пыталась. И все же, если бы я был готов поверить ей, что увидеть меня в банке в тот день было действительно просто судьбой, мог ли я действительно винить ее за то, что она пришла в мой кабинет в тот первый день и не сказала мне, что ее отец был ответственен за мой чрезмерно суровый приговор? Разве я доверился бы ей? Разве мы оба не решили, что наши отношения будут только временными? И если бы я действительно прислушался к своему сердцу, как советовал Уолтер, разве оно не подсказало бы мне, что Кира воспринимает разделение денег со мной как способ загладить несправедливость, допущенную ее отцом в моем деле? Как будто это вообще была ее вина.

С того момента, как я встретил ее, она боролась со мной зубами и ногтями. Но не для того, чтобы унизить меня, а для того, чтобы возвысить. Чтобы восстановить во мне подобие надежды, радости. Вечеринка, ее костюм, все говорило мне, что она верила в меня, что она хотела, чтобы я восстановился в глазах других и в глазах самого себя. Она видела, чего я стою, и говорила мне об этом сотней разных способов.

О Боже.