— Понимаю, как все это тяжело для тебя, и знаю, что ты напугана. Я не должен был привязывать тебя к постели, но я боялся, что, пока меня нет, ты попытаешься сбежать, а это было бы слишком опасно. У воинов Зорна высокое сексуальное влечение, а ты — человек, и это делает тебя очень желанной. Если бы ты сказала им, что ты — моя, то они никогда не стали бы прикасаться к тебе, но я понимал, что ты на меня злишься, так что я понятия не имел, назвала бы ты мое имя, если бы они поймали тебя, — он замолчал. — Тебя бы поймали.
Шэнна расслабилась в его руках, чувствуя себя на самом деле уютно и безопасно в его теплых объятиях. Она знала, что должна была дать ему отпор, послать к черту и, только из принципа, осыпать его проклятьями за то, как он обошелся с ней, привязав к чертовой постели, но она этого не сделала. Шэнна покрепче прижалась к его массивной груди. От него так хорошо пахло кожей, мужчиной и лесом. Она хотела найти утешение, поэтому она черпала его там, где в данный момент могла его получить.
— Я говорил со связанным человеком своего сына, и она не хотела быть с моим сыном, когда была доставлена на Зорн. Аджернон оскорбил ее тем, что имел в своем доме трех помощниц дома. Она рассказала мне, какие страдания ей это причинило, и я очень сожалею о той боли, которую ты, должно быть, испытывала, моя Шэнна, — Берр потер ее спину, обнимая ее еще крепче. — Хочу, чтобы ты знала, что ни при каких обстоятельствах не будет других женщин, которых я коснусь или позволю им коснуться себя. С того момента, как я увидел тебя, я не хотел ни одну другую женщину. Ты понимаешь?
Она замешкалась, а затем подняла голову, встретив его торжественный взгляд. Она ни слова не сказала.
Берр глубоко вздохнул, и его грудь вздымалась напротив ее тела, пока он продолжал нежно ее потирать.
— Я бы связался с тобой, если бы мог, и отдал бы тебе все, что имею, но я не могу этого сделать по причине, о которой я рассказал тебе ранее. Я не могу дать тебе свое семя или потомство, но я отдам тебе все остальное, что имею, — его ладонь соскользнула с ее спины по руке, а затем нежно охватила ее лицо, пока он смотрел ей прямо в глаза. — Я сделаю что угодно, чтобы сделать тебя счастливой.
— Я могу вернуться домой, на Землю? — она знала, что стоит попытаться.
Глаза Берра закрылись. Его тело напряглось, а затем он покачал головой, его глаза стремительно открылись, и его тело снова расслабилось.
— Я никогда тебя не отпущу, Шэнна. Проси меня, о чем хочешь, что может осчастливить тебя, кроме этого.
Вглядываясь в его красивые глаза, Шэнна осознала, что ей никогда не найти пути назад к ее прежней жизни. Не этот мужчина виновен в том, что ее похитили так сильно ненавидящие его Гоол со своими двумя болванами, и признавать его виновным было бы несправедливо. Берр спас ее от продажи какому-нибудь кретину в качестве секс-рабыни; а когда она сказала, что хочет отправиться домой с ним, он не отказал ей в этом. На самом деле он даже неоднократно пытался передать ей все сексуальные обязанности, даже если она не понимала, что это, черт возьми, означает в то время, когда он вдруг решил свалить все обязанности помощниц дома на нее.
— Я понимаю значение слова «моногамия», и могу дать тебе это, Шэнна, — он гладил ее щеку. — Мой связанный сын сказал, что тебе хотелось бы любви. Я понимаю, что это значит, но я никогда прежде этого не испытывал. Когда-то мне казалось, что мое сердце в своих руках держит Эллюн, но она лишь причиняла мне страдания своими словами и тем, что решительно отвергала меня. Её поведение причиняло вред моей чести, и я страдал от душевной боли и позора. Я поклялся никогда больше не позволять еще одной женщине значить для меня так много, чтобы меня волновало, отвергнет ли она меня или нет…, — он замолчал, его ладонь оставила ее лицо, и его пальцы погрузились в ее волосы, — …твой отказ причиняет мне боль.
Шэнна смотрела в его печальные глаза и, черт возьми, если не разглядела в них искренность; ей захотелось громко выругаться, потому что она знала, что ее сердце немного растаяло от его исповеди. Прежде он очень страдал, — она отчетливо это видела — и за то, что он раскрылся перед ней, ее повлекло к мужчине еще больше. Он обнажил свою душу, — на что способны лишь немногие — и это она тоже знала. Это не было чем-то вроде выдумкой для того, чтобы затащить ее в постель, как если бы какой-то парень рассказывал ей слезливую историю, пытаясь добиться второго свидания. Ее задница и так принадлежала Берру, ему не обязательно было рассказывать ей что-либо из всего этого, и Шэнна не видела лжи в его глазах.