– Разве Джимми никогда вам не говорил, что я упряма как осел?
– Кажется, нет, – улыбнулся ей Майкл. – Но теперь я и сам вижу.
– Вы к нам присоединитесь? – спросила Оливия.
– Пожалуй, воздержусь. Но спасибо за приглашение.
В забытом старом сарае в дальнем уголке сада Джим откопал парочку велосипедов. Они были старые, ржавые и довольно тяжелые на ходу. Первые минут пятнадцать Джим ворчал, что болят ноги, нет никакой передышки и что он-де мечтает увидеть, как она смотрится сзади; но вскоре суровая красота окрестного пейзажа и живительный морской воздух сделали свое чудесное дело. Оливия, свернув в сторону, чтобы объехать бугорок, и чуть не свалившись с тропы, смеялась так заразительно, что ему быстро расхотелось стонать и жаловаться. К тому же все равно Оливия не обращала на его жалобы ни малейшего внимания, так что какой смысл продолжать? То и дело они останавливались, чтобы полюбоваться, как высятся над океаном великолепные особняки. Больше всего им понравился Роузклифф, который считается самым романтичным из всех старинных ньюпортских домов.
– По сравнению с ним твой домик просто кукольный, – поддела его Оливия, разглядывая сорокакомнатный особняк. У нее в голове не укладывалось, как можно в таких непомерных пространствах вести нормальную человеческую жизнь.
Она перевела взгляд на Джима. Он стоял возле велосипеда, опираясь одной ногой о землю, и ветер шевелил его короткие темные волосы. «Сколько в его облике благородства!» – внезапно подумалось ей. Мысль была непривычной, ибо Оливия давно перестала рассматривать Джима с этой точки зрения. Вдруг ее снова пронзила знакомая боль – черт бы ее побрал! Ей-то казалось, что она давно преодолела это, спрятала в самый дальний ящик стола. Такие мысли не приведут ни к чему хорошему, с ними надо бороться, если она не хочет потерять одного из двоих своих лучших друзей на свете.
– Питер с Кэри собираются поселиться в западном крыле, – внезапно сказал Джим, и его глаза на фоне солнечных лучей стали почти черными. – Майкл рассказал, пока жарил бифштексы. Ему ужасно неловко. Но в конце концов, этот дом принадлежит Питеру точно так же, как Майклу или мне. Поэтому ничего не попишешь.
Оливия помолчала с минуту, потом еле слышно произнесла:
– Черт с ними с обоими.
– Черт с ними.
Она пристально взглянула на него:
– Не говори, что ты их простил.
Он ответил не сразу, долго вглядываясь в Роузклифф, и только минуту спустя перевел взгляд на нее.
– Нет, – ответил он. – Просто начинаю привыкать.
– Хорошо, – сказала Оливия. – Ей-богу, уже неплохо.
– Куда уж лучше.
Она еще с минуту вглядывалась в его лицо, не в силах выразить бурю чувств, внезапно охвативших ее.
– Давай наперегонки! – воскликнула вдруг она.
– Нельзя, – покачал головой Джим. – Тропа слишком бугристая.
– Ничего, упадешь на меня, будет мягче.
Перед глазами Джима вдруг вспыхнула тягостная картина – его жена в объятиях его брата.
– На что спорим? – откликнулся он.
– Последний платит вечером за ужин в «Брейкерсе», – с ходу придумала Оливия.
– Идет, – согласился Джим и выпрямился в седле.
– На счет «три», – сказала Оливия. – Считай.
Джим улыбнулся:
– Раз…
Оба нагнулись к рулям.
– Два…
Когда это случилось, она просто дурачилась. Оба заранее знали, что гонки на таких ветхих, расшатанных велосипедах – затея нелепая, и все-таки изо всех сил крутили педали. Скорость удавалось выжать небольшую, зато нахохотались они от души. Оливия и затеяла эти гонки только ради того, чтобы заставить Джима выбросить из головы Питера и Кэри. А заодно и для того, чтобы самой выбросить из головы Джима. Она внезапно остановилась и вместе с велосипедом вскарабкалась на невысокую стену. Джим заорал, чтобы она не валяла дурака, – там очень опасно, но Оливия знала, что делает, – она всегда знала, что делает, – и покатила. Стена казалась достаточно широкой, если ехать строго по прямой. Оливия яростно налегла на педали, и Джим, на тропе, изо всех сил старался не отстать.
Когда до «Брейкерса» оставалась всего сотня ярдов, она упала.
Джим видел, как это произошло, и все-таки это было словно во сне. Внезапно она вильнула влево, выпрямила велосипед, и потом ее правая нога словно прилипла к педали. Он не понимал, что случилось, наверное, шнурок застрял или ботинок, только она вдруг вскрикнула, испуганно, тревожно, как подбитая птица, потом вместе с велосипедом медленно наклонилась куда-то вправо и исчезла.
Он видел все это, но не верил своим глазам. Потом услышал ее пронзительный крик и нажал на тормоза так, что они взвизгнули. Велосипед остановился – казалось, все происходит ужасно медленно, хотя на самом деле прошли считанные секунды – и с грохотом упал на траву; он услышал отчаянный вопль и не сразу понял, что это кричит он сам.
– Оливия!
Взбираясь на стену, он мысленным взором видел, как она лежит там, у подножия, – в крови, без сознания, со сломанными ногами или…
Наконец он добрался до края стены и заставил себя посмотреть вниз.