Клевые

— Да вы что? Не проснулись? Ну на ребенка — покупателя! Есть такие семьи, где жена иль муж не способны детей иметь. А хотят. Но без огласки. Чтоб никто вокруг и сам ребенок не знал, что он не родной. Таких всегда хватало. Они все делают тайно. Платят деньги той, какая родила. Забирают ребенка, расстаются навсегда.

— Не пойму, а чего в детдоме не взять?

— Там уже большие дети. Помнить будут, что это не родные родители. Да и соседи, родня проговорятся. Здесь же — совсем крохотный. Таких в детдомах не бывает. Их выращивают в доме малютки, а уж потом отдают в детдом.

— Чего ж ты в роддоме не оставила? — не поняла Антонина.

— Чудная! Пусть я дура! Зато у меня мать умная! Нашла поку

пателей! Едва родила, его тут же забрали из-под меня и увезли! Куда-то за границу. Я даже в лицо не успела запомнить. Не дали разглядеть, хоть на кого похожий! Отдали баксы и прощай…

— Чего ж себе не оставили? Иль не жаль? — удивилась Тоня.

— Во чудная! Зачем он мне? Его ж кормить, растить надо! Сколько пеленок, одежды покупать пришлось бы! А сколько сил отнял бы! Тут же сбыли за тыщу баксов и гужевали с мамашей целый месяц!

— Сколько лет тебе тогда было?

— Четырнадцать! Теперь до вас дошло, почему я не могла себе оставить его? Мамаша так и заявила, что у меня еще полгорода в транде пищит. Успею сопляками обзавестись. Сама покуда зеленая, не жила, ничего не видела. На чью шею повешу?

— А от кого ты его заимела в таком возрасте? — удивилась Серафима.

— Это дело нехитрое. Сама точно не знаю! Может, от Толяна или от Юрки. Хотя… И с Генкой была! Разве разберешься! Там фонариком не посветишь. А сопляк был слишком мал. Не мог сказать, кто его на свет произвел.

— Выходит, ты уже давно по рукам пошла? — спросила Тонька.

— Что? По рукам? Да все девки теперь как сорвались! Этим кормятся! Чего толку дарма ее беречь! Пусть содержит! — отмахнулась Райка.

— А двое других детей? Ты их тоже продала? — поинтересовалась бабка.

— Вторую — девку, иностранцы не купили. Пришлось ее северянам загнать за деревянные. Мамаша чуть со свету не сжила. Девка родилась убогой. Еле сбыла ее. А третьего — сама не знала как завелся. Видать «скафандр» слетел у кого-то из дружков. По бухой и подзалетела. А сопляк родился аж на пять кило. Чуть не сдохла, пока родила. Баксам не обрадовалась. Целый месяц в себя приходила. Мать сказала, чтоб завязала я свое хозяйство на морской узел. Потому как приварок расходы не покрыл. На таблетки, уколы больше половины ушло. Я уж так стереглась, чтоб не залететь. И на тебе, как назло.

— Чего ж с мамашей не живешь? — удивилась Тонька.

— Во чудная! Да я с ней давно не кентуюсь!

— Почему?

— Бухает она. И дружки, когда под кайфом, нас с ней путают. Ко мне прикипают, хмыри облезлые! Она злится! Потому что потом алкаши не ее, меня водярой поят. А ее гонят от стола.

— А кто твой отец?

— Э-э, нашли о чем спросить. Мне мамаша каждый день про него рассказывает басни. И всякий раз про нового. Уже восемь их насчитала. Один — кочегар. Второй — машинист из метро, третий

— строитель. Еще шофер такси, потом электрик — дядя Вася, сантехник — Гриша, продавец из овощного — Николай, а последний

— участковый милиционер. Но, по-моему, она забыла девятого, основного виновника моего появления. Уж если честно, то на такую, как я, половинки мужика хватило б с головой. Либо сделал какой- нибудь замухрышка, либо в перерыв меня состряпали, наспех. Оттого в башке не удержалось, кто моим родителем стал. Мамаша хвалится, что все ей носили бутылки с шоколадкой, про любовь брехали. А вот меня признать своею никто не захотел.

— А мамаша давно пьет?

— Сколько ее помню. Я когда соображать стала? Когда под столом ползала и из бутылок остатки допивала. Мамаша меня выволокла за ногу, когда засекла на этом, да так отдубасила!

— Конечно, кому охота, чтоб ребенок с малолетства алкоголем увлекался? — одобрила Серафима.

— Хрен там! Она колотила и приговаривала: "Я тебе, сучка, покажу, как у меня опохмелку из зубов рвать!" Но отучать она и не думала. Случалось, расщедрится. Сама поднесет стакан. И говорит при том: "Помни, двухстволка, доброту мою…"

— Так всю жизнь она пила? — пожалела Райку Серафима.

— Ну иногда ее забирали в вытрезвитель. Там никто не угостит,

— умолкла Райка.

— А теперь опять к ней пойдешь, просить, чтоб нашла клиента?

— Теперь не могу. Погрызлись мы с ней из-за Сашки. Я с ним с самого детства по подвалам трахалась! Правда, ей про то не сознавалась. Тут же он зашел за мной, получку обмыть, мамаша его и пригрела. Затащила к себе в постель бухого. А когда я пришла и увидела их голыми, она мне ответила, что я у нее десяток дружков увела. Она лишь одного. Мол, злиться не на что. Да и делить нечего. Протрезвеет — к тебе переползет! Я не уступила своего. И набила ей морду. Она меня за это выгнала и не велела приходить.

— Ты любишь Сашку? — поняла Тоня.

— Как и всех. Он угощал хорошо. И вообще, прикольный чувак. С ним не скучно. Видать, перебухал, что на старую метелку полез.

— Если ты к ней не пойдешь, придется рожать ребенка. Или…