Они выехали из замка дорогой, которая вела от задних ворот к реке. Река огибала основание холма и извиваясь, протекала через весь город перед тем, как слиться с Уазой на окраине Компенского леса. Земля под копытами лошадей была твердой; от морозного воздуха щеки Магдален порозовели и зарумянился кончик носа. Она подняла голову, отбросила назад вельветовый капюшон своего плаща и глубоко вздохнула.
— Ах, как хорошо на воле! Когда я заперта в замке, это напоминает мне мое детство в Беллере.
Гай засмеялся.
— Я совсем не хотел, чтобы ты вспоминала Беллер!
Магдален быстро взглянула на него:
— Знаешь, как-то раз Сумасшедшая Дженнет сказала, что придет время, когда я буду молить, чтобы все осталось таким, как есть, каким бы плохим оно ни было.
Это воспоминание обдало ее замогильным холодом, и она увидела, как нахмурился Гай.
— Но она была действительно сумасшедшей, — сказала Магдален, пытаясь отшутиться. — Я не верю, что ее предсказание сбудется.
Но, сама того не желая, она разрушила обаяние свежего утра, воспоминания отравили веселую интимность, с которой начался день. Она ощутила печаль, которую навлекла и на своего спутника, и не могла найти слов, чтобы ее рассеять. Она знала, что он постоянно живет с чувством вины. Но сама она этой вины не ощущала, ибо как может такая любовь, какую они испытывали друг к другу, быть греховной?
Они пустили своих соколов вдоль берега реки, где у кромки коричневой, медленной воды густо рос тростник. Стая розовых, кричащих гусей стремительно поднялась от тростника при появлении угрожающей тени перегрина. Но они были слишком легкой добычей, чтобы вызвать интерес птицы, и вновь сели на воду с громкими криками и хлопаньем крыльев.
— Вернемся назад, если ты беспокоишься о делах, — сказала Магдален приглушенным тоном, так как все удовольствие от прогулки куда-то исчезло.
Его губы скривились в напряженной улыбке.
— У меня действительно много разных дел. Сейчас, должно быть, часов восемь?
— Да, — согласилась она, поворачивая лошадь, — давай вернемся.
Гай думал, мучительно пытаясь найти выход из терзающей его душу ситуации, в которой оказался, полюбив Магдален.
Магдален же вдруг пришпорила своего коня и понеслась легким галопом вдоль берега реки. Гай, испугавшись не на шутку, кинулся за ней, и догнал ее только тогда, когда она натянула вожжи и остановилась.
— Не сердись, — ласково сказала она, верно угадывая его чувства, — мне нужно было это сделать.
— Что? — не понял он.
— Я предпочитаю видеть тебя рассерженным, а не печальным, — ответила она со скрытым вызовом.
— Я не расстроен. С чего ты взяла?
— Нет, расстроен. Ты полон сожаления и печали.
Он вздохнул.
— Я хочу не того, что есть. Разумеется, ты понимаешь?
Она пожала плечами.
— Я понимаю, но знай, что твоя любовь сделала меня счастливой.
Как всегда, Гаю нечего было возразить на такое утверждение. Мысль Магдален была ясной и простой. Она давно объявила ему о своей любви как об абсолюте, и рядом с этим ничто другое не было для нее по-настоящему важным.
Он удивлялся: неужели молодость придает ей такую уверенность в правильности своих чувств и поступков? Хотя в глубине души подозревал, что это не так. Магдален Ланкастерская — дочь двух знатных и властных особ, и именно они наградили ее теми чертами характера, которые сделали Магдален своевольной и самоуверенной.
Тем временем она смотрела на него своими ясными серыми глазами.
— Неужели ты на самом деле хочешь, чтобы все изменилось, любимый?
Он медленно покачал головой.
— Нет, если это означает потерять твою любовь. Я печален оттого, что не могу обладать тобой полностью и навеки.
Она улыбнулась, ее лицо осветилось радостью.
— Тогда я считаю, мы помирились?
— Да, любовь моя, помирились, — прислонившись к ней, он провел по нежному изгибу ее щеки тыльной стороной руки в перчатке: — Я отгоню от себя печаль.
Они вернулись в замок веселые и по-прежнему счастливые.
Магдален, сменившая платье на голубовато-серое бархатное, так шедшее к ее глазам, обсуждала с дворецким, какие вина следует подать к обеду, когда с зубчатых стен замка донеслись сигналы охотничьих рожков.
Она услышала первые тревожные крики, возвещавшие о приближении отряда, за ними почти немедленно последовало требование геральдического опознания.
— Кажется, у нас будут гости, — произнесла она обычным тоном, — я должна посоветоваться с управляющим. Но вместо того, чтобы исполнить сказанное, она поднялась на стену замка, чтобы самой взглянуть на прибывших.
Гай, как только услышал геральдическое опознание, поспешил на внутренний двор, где стал поджидать сержанта, чтобы тот ему сообщил, кто просит гостеприимства. Уровень приема и его личное участие будут зависеть от ранга прибывших. Тут от заметил Магдален на стене и присоединился к ней.
Они вместе смотрели вниз, на отряд, ждавший, когда через ров опустится мост. Штандарт был не знаком Гаю. Однако он слышал, как герольд дал сигнал в честь гостей.
— Это прибыл сеньор Шарль д'Ориак, состоявший в родстве с госпожой из замка Бресс и требующий гостеприимства у своей родственницы. — Послышался голос рыцаря с той стороны рва.