Все эти шутки отнюдь не были безопасными. В поздние сталинские времена, после воцарения Лысенко и Лепешинской, Владимир Яковлевич, категорически отказавшийся хоть как-то приспособиться к «новой биологии», был уволен с работы. Когда Владимир Яковлевич рассказывал об этом периоде своей жизни, то никогда не жаловался и не вставал в негодующую позу — он опять шутил. Особенно любил рассказывать эпизод с приходом на квартиру Владимира Яковлевича милиционера, который стал обвинять хозяина в том, что он нигде не работает и, следовательно, является тунеядцем и по тогдашнему закону подлежит суду и выселению из Ленинграда. Владимир Яковлевич немедленно нашелся: «Но у меня работает жена, а я — домашний хозяин. Почему женщина может быть домашней хозяйкой, а мужчина — нет? Ведь по конституции мужчина и женщина равны в правах». Милиционеру нечем было крыть, и он удалился.
В 1953 г. умер Сталин, но вначале было еще неясно, насколько изменятся времена. В это время быстро распространилась легенда о столкновении Владимира Яковлевича с Макаровым. Макаров был, как и Владимир Яковлевич, учеником Д. Н. Насонова, но он в трудные годы быстро переметнулся на сторону Лепешинской, опубликовал многочисленные работы о возникновении клеток из бесструктурного «живого вещества» и т. д. В результате Макаров быстро пошел вверх по иерархической лестнице и занял руководящие должности в ленинградской цитологии. Осенью 1953 г. Макаров поехал в Москву и из разговоров в верхах понял, что учение Лепешинской скоро перестанет быть передовым. Он не растерялся и, вернувшись в Ленинград, сделал на научном обществе доклад о критическом анализе учения о возникновении клеток из живого вещества. Переполненная аудитория, затаив дыхание от удивления, слушала, как докладчик «смело» разоблачает работы Лепешинской — работы, которые он раньше объявлял классическими и единственно верными. После доклада председатель открыл прения, но никто не попросил слова. По-видимому, Макаров на это и рассчитывал — потом останется в памяти и в протоколе, что он первым разоблачил лженауку. Но тут попросил слова Владимир Яковлевич. Он размеренным шагом вышел на трибуну и медленно произнес только одну фразу: «Ругать Лепешинскую надо, ругать Лепешинскую есть за что, но негоже делать это тем, у кого живое вещество на губах не обсохло». Эта фраза Владимира Яковлевича морально прикончила Макарова, и он, ничего не ответив, быстро ушел из аудитории.
Такого рода рассказы о Владимире Яковлевиче быстро облетали всю научную среду и становились фольклором. Я излагаю их здесь именно как фольклор, а не как точный протокол. Эти истории, пересказанные много раз друг другу, помогали нам всем выживать психологически. Но Владимир Яковлевич не просто отшучивался — он шутя разоблачал зло, причем делал это во всеуслышание, легко и смело. Поэтому его шутки становились мощным оружием в борьбе с научными бандитами.
Разумеется, эта борьба была лишь частью жизни Владимира Яковлевича. Главным в ней во все самые трудные периоды оставались наука, биология и, в особенности, исследования клетки. К клетке Владимир Яковлевич относился очень эмоционально, он справедливо считал ее чудом природы. Он всегда оставался рыцарем прекрасной дамы — клетки. Помню, как на какой-то конференции кто-то при нем несколько пренебрежительно высказался о клетке как о чем-то примитивном. Владимир Яковлевич немедленно запротестовал: «Не позволю оскорблять клетку!» Он работал всегда. Даже в годы вынужденной безработицы он дома экспериментировал с клетками кожицы лука. Невозможно здесь описывать и оценивать все экспериментальные работы Владимира Яковлевича. Хочу, однако, сказать хотя бы несколько слов о полузабытых и не вполне еще оцененных обобщениях и предвидениях. Прежде всего, это созданная им вместе с Д. Р. Насоновым концепция паранекроза. Это была первая система представлений о глобальных реакциях клетки на повреждение.
Мне особенно дорого воспоминание, связанное с лекцией о движениях клетки, которую Владимир Яковлевич прочитал на школе по молекулярной биологии в Мозженке в начале 70-х гг. На волне очередных замечательных успехов молекулярной биологии Владимир Яковлевич рассказывал о сложных миграциях клеток в эмбриогенезе, к механизмам которых никаких подходов тогда не было. Помню фразу Владимира Яковлевича: «Нужно защититься от ослепляющего света молекулярной биологии, чтобы понять суть поведения клетки». Только теперь, 30 лет спустя, проблема, поставленная тогда Владимиром Яковлевичем, проблема молекулярных механизмов морфогенеза и эмбриогенеза, становится центральной проблемой биологии.
Кто знает, быть может, живи Владимир Яковлевич в более приличную эпоху, он смог бы сделать еще ряд блестящих работ, стал бы более цитируемым и известным на Западе. Однако Владимир Яковлевич сделал больше: в своем мертвящем времени он стал замечательным ученым и великим человеком.
Александр Александрович Нейфах