Клетка

– Клетка. Клетка, в которой только и есть, что полная еды миска и подстилка для любовных утех, – тихо пробормотал Зотов, глядя в одну точку, – Я, как оказалось, и в неволе размножаться могу. Оттуда и сын. Какой-никакой…

– Эк ты о своем семейном счастье! Ну, Зотов, слышала бы тебя Татьяна!

– Еще услышит. Ладно, Мотя, проехали.

Роговцев пожал плечами. Что – то с Лешкой случилось, факт. Чутье подсказывало ему, что Зотов влюбился. Просто, как бывает только в молодости. Когда гормоны плещут, когда кровь в голову, все хочется сразу и много, долго и часто. Когда расстаешься только, чтобы нужно было опять встретиться. А между – так, вроде и не важно. Учеба там, родители зудящие, друзья с пивком. Но это же в семнадцать. А Зотову полтинник! И ему, Роговцеву, полтинник. И все устоялось уже. Женщина, Богом данная, а как иначе? Столько лет вместе! Как расставаться? Только пилить по живому, на две половинки. Так ведь больно будет, невыносимо! Как Зотов не понимает? Роговцев вдруг вспомнил о той, в которую был влюблен вот так, до одури. И она так. Им и было только тридцать пять на двоих. Катя…

– Слушай, Матвей, а что ты там о Галаниной мне заикнулся, помнишь, в кафе?

«Мысли он мои, что ли читает?» – вздрогнул Роговцев.

– Представляешь, я ее видел на днях.

– Ты, Мотя, того – самого, она же умерла! Покойники мерещатся? Это, Мотя, диагноз, как понимаешь, шизофрения называется, – отомстил по-детски (обидел-таки его друг!) Зотов.

– Не умерла, а пропала. Без вести.

– Ну, и как же ты ее узнал? Она, если даже допустить, что она нашлась чудесным образом, уже тетка пятидесятилетняя. Ты Катерину какой помнишь? Девушкой, правильно? Она что, не изменилась?

– Изменилась, конечно, но это все равно она. Как тебе объяснить? Взгляд ее. И меня она узнала, точно!

– И что ж не остановилась, не поговорила?

– Будешь смеяться, но все наоборот: сбежала.

– Очень смешно, – усмехнулся Зотов.

– Нет, не смешно! Причина должна быть! – вспылил Роговцев: донимал его этот вопрос в последние дни!

– И ты утверждаешь, что это Катерина Галанина, только потому, что она сбежала?

– Я видел ее не раз. Сначала в толпе, мельком. А около Дома сельского уже близко, глаза в глаза.

– Что же ты ее не остановил?

– Видел бы ты, с какой ненавистью она на меня зыркнула! Мороз по коже. Я растерялся, да! А она потом убежала.

– Ну, допустим, она жива. Хотя, это уже слишком того! Но вот ненависть! Это за что же ей на тебя зло держать? Или я что-то пропустил тогда?

– Ну, было кое – что… Короче, переспал я с ней раз. Но только раз! Получилось все скомкано, сестра у нее раньше времени домой вернулась. Короче, не секс, а недоразумение. Случился этот эпизод во время летней сессии. По-моему, даже последний экзамен уже сдали. Точно, физику. Маковецкому, как сейчас помню. Радовались, как щенята. Ну, вот под эту радость и…А тут эта мелкая, сестра ее, ключом в двери шебуршать начала. Короче, ретировался я, не прощаясь. Потом каникулы, практика колхозная у девчонок. А нас, если помнишь, под Пензу коровник строить определили. А потом мне родители путевку на турбазу под Москву купили. А там я Надюшку встретил. Домой вернулись вместе, я без нее уже просто жить не мог. Катю когда в сентябре увидел, ничего нигде не екнуло. Да и она как – то равнодушно на меня смотрела. Так все и стухло. А она потом пропала. Ты помнишь, как ее искали? Мать в институт приходила, всех по одному из группы в деканат вызывали, опрашивали.

– Да, Калабанов из Катькиной подруги Ритки Свешниковой всю душу вытряс. Про тебя расспрашивали, про ваши отношения. Я же на всех «допросах» как староста присутствовал.

– Ты не говорил!

– А что тут говорить: у тебя уже Надежда была. Так Ритка и сказала: променял на Надежду.

– А где сейчас Ритка, не знаешь?

– Здрасте, приехали. Журналист называется. Ты же сам про нее очерк писал, когда она премию огребла. В Америке сейчас Свешникова, преподает там уже который год. Ладно, допустим, ты видел Галанину. Возможно, она жива. Где же она столько лет пропадала?

– Ты меня спрашиваешь?

– Хорошо, поставим вопрос иначе. Тебе за фигом об этом думать? Ну, встретил! Захотела бы она с тобой поздороваться, не стала бы деру давать. А не захотела – ее право. Тебе-то что?

– Слушай, Леха… Предчувствие у меня такое: не последний раз я ее увидел. Нарисуется она еще в моей жизни.

– Ну, и? Хрен с ней, пусть рисуется. Бутылочку разопьем на троих. В чем проблема? – У Зотова весело заблестели глаза.

– Вот – вот, проблема. Плоховато мне что – то от этой мысли – встретиться. Не хочу я.

– Чего не хочешь?

– Видеть ее не хочу. И не спрашивай, почему. Не скажу. Не знаю.

– Ну, ты даешь! Это на тебя смерть Курлина еще так подействовала, не иначе. Кстати, он же в Галанину влюблен был, помнишь?

– Кто, Курлин?! Да ему до женщин!

– Тут ты ошибаешься. Ты за своей Надеждой много интересного пропустил. А Курлин всерьез за Катькой приударил, тогда, в начале второго курса. И переживал очень, когда она пропала.

– Я не знал, – удивленно протянул Роговцев.