После короткого боя Антонию также удалось прорваться в открытое море, но большую часть его флота постигла неудача. Погибло сорок кораблей, сто тридцать судов сдались в плен, пять тысяч легионеров было убито.
Через три дня Антоний и Клеопатра достигли военной базы на мысе Тенар, что на юге Пелопоннеса, и стали ждать сухопутные войска Канидия. Однако… Октавиан успел перехватить Канидия и предложил ему выгодные, не порочащие военной чести условия.
Приняв условия Октавиана, Канидий и его армия сдались.
Потрясенные и удрученные, Антоний с Клеопатрой отплыли в Египет. По дороге они узнали о капитуляции своего войска в Северной Греции и о том, что военачальник Антония в Киренаике – Скарп – также перешел на сторону Октавиана. Круг замкнулся.
Война, которая задумывалась как легкое театральное действо, обернулась гибелью армии и флота, крушением Птолемеевской державы и надежд о новом мировом устройстве. А самодовольство, которое так долго ослепляло Антония и Клеопатру, в итоге разрушило их судьбы.
Клеопатра вернулась в Александрию и, опасаясь волнений и мятежей, которые могли быть подняты против нее, объявила о своей победе. Старый излюбленный способ египетских царей скрывать свои неудачи. То, что рано или поздно ложь обнаружится, ей было безразлично – царица намеревалась вырвать у судьбы времени для спасения.
Сидя перед зеркалом, Клеопатра рассматривала свое отражение – седеющие волосы, которые теперь приходилось красить, полное стареющее лицо, красные заплаканные глаза. Она рыдала весь день, проклиная богов и свою ненавистную судьбу.
– Злая у меня судьба! Ох, злая, – удрученно шептала она.
Аполлодор крепко обнял ее за плечи.
– Ты должна держаться и бороться. Ты – царица из рода Птолемеев.
Сквозь слезы Клеопатра рассматривала седые волосы советника и глубокие морщины на родном и верном лице. Неизменными остались только глаза – острые, умные, проницательные.
Старик утешал старуху.
– Вот и кончилось все, – обреченно и устало прошептала Клеопатра. – Почему я? Почему со мной все это случилось? Ведь в пророчестве было сказано, что я – мессия?
Аполлодор тяжело вздохнул.
– Пороки погубили тебя. Старые птолемеевские пороки, передающиеся от царя к царю.
– Что ты говоришь?
– Ты и сейчас боишься правды? Что ж, может, это и к лучшему.
Клеопатра замолчала. Она прекрасно понимала, что имел в виду Аполлодор, однако ей не хотелось об этом говорить. Ощущение близкой гибели, мелькавшее в дворцовых галереях лицо смерти – все это парализовало ее мысли и волю. Разбираться с прошлыми ошибками ей больше не хотелось.
– Я решила отметить совершеннолетие Цезариона. Он вполне способен сам править страной.
– Ты делаешь большую ошибку.
– Отчего?
– Ты подставляешь мальчика. Когда Октавиан войдет в Александрию, он первым делом будет искать его, как своего давнего соперника и врага.
– Что ты говоришь? Он никогда не будет здесь! – Клеопатра сама не поверила в то, что сказала. Ведь это было очевидно.
– Я все равно отпраздную совершеннолетие, – упрямо повторила она.
– Опять ты меня не слушаешь, – устало произнес Аполлодор. – Сколько раз тебе мешало глупое упрямство, и опять ты взялась за старое.
Они оба надолго замолчали. Клеопатра – потому что ей больше нечего было сказать, а Аполлодор – потому что устал бороться с царской самонадеянностью.
– Что мне делать?
Царица смотрела на него, как побитая собака. Такие умирают долго и мучительно.
– Спасайся, – как-то безразлично ответил советник. Вся его жизнь была связана с этой женщиной. Ее поражение поставило точку также и в его судьбе. Он давно пресытился властью и богатством, в какой-то момент осознав, что нет ничего важнее в жизни гордости и свободы.
– А ты что будешь делать? – глотая слезы, спросила царица. – Теперь ты предашь меня?
Ее голос был надломлен, как и вся ее судьба.
Аполлодор долго смотрел на нее. Но он видел не стареющее и заплаканное лицо, а лицо семилетней девочки с глубокими черными глазами, в которых светились ум и порок. Что он подумал тогда? Что из этого одинокого, озлобленного волчонка может вырасти гордая и великая царица. Поощрениями и наказаниями он воспитывал ее волю и характер, учил бороться с низменными желаниями и пороками. Все-таки следует найти в себе мужество и посмотреть в глаза Маат – ученица так и не превзошла учителя, обесценив и свою, и его жизнь.
– Тоже буду спасаться, – грустно ответил Аполлодор, и его голос почему-то дрогнул.
Царице захотелось, чтобы он опять обнял ее. Но советник повернулся к ней спиной. Прямой, гордой, ни перед кем никогда не склонявшейся спиной. И вышел из спальни.
Клеопатра долго прислушивалась к его шагам. Потом они затихли. И наступила тишина…