Клеопатра

Разговор перешел на саму библиотеку, они снова беседовали вдвоем, не считая той самой молчаливой женщины.

– Велики ли потери при пожаре?

– Любые потери книг всегда велики, – уклончиво ответила египетская царица. – Самое ценное, что могут оставить после себя люди, – это книги, так говорил мой отец. Я с ним согласна. Мудрость поколений невозможно передать по памяти, а папирусы сохранят все на многие века.

Цицерон кивнул, поражаясь тому, как ей удалось заучить столь длинную фразу. Мысль, что Клеопатра ничего не заучивала, а говорила от себя, ему даже в голову не пришла. Разве может быть столь велеречивой женщина, да еще и чужестранка?!

– Иногда личное общение значит не меньше. Когда я учился ораторскому искусству в Афинах, многое постиг именно со слов. Но ты права, царица, передать этот опыт следующим поколениям я могу только при помощи письма…

Разговор зашел о его пребывании в Греции и об Афинах. Чувствовалось, что Клеопатра гордится своей принадлежностью к эллинскому миру.

– Я слышала, что ты нашел в Сиракузах могилу Архимеда?

– Да, я потратил немало времени и сил, чтобы обнаружить ее. Это было весьма сложно, ведь известно только, что на надгробии сфера и цилиндр.

Последовал долгий рассказ о том, как он бродил по окрестностям, вглядывался в каждое надгробие, раздвигая кусты, убирая ветви деревьев. Клеопатра смотрела на Цицерона и думала о том, что он действительно выдающийся оратор, столько времени блистательно рассказывать ни о чем! В сущности все повествование могло свестись к нескольким фразам, но Цицерон, привыкший ко всеобщему вниманию и одаренный способностью из любой фразы делать целое выступление, привычно блистал остроумием. Постепенно Клеопатра перестала следить за содержанием и понастоящему увлеклась именно тем, что стоило ценить в риторике Цицерона – ораторским искусством. И получила огромное удовольствие. Трудно не восхититься, когда говорит великий оратор! Его голос обволакивал не хуже голоса самой Клеопатры, а слова сплетались в сеть, избежать которой было просто невозможно.

Но всему приходит конец, закончилось и долгое повествование философа. Последняя фраза «Это действительно оказалась могила великого Архимеда» вызвала у Клеопатры… аплодисменты! Таких очаровательных слушательниц у него еще не было! Польщенный Цицерон был почти влюблен в египетскую царицу, нет, не как другие мужчины, а в ее умение слушать и оценить услышанное.

И тут сама царица все испортила! Клеопатра стала расспрашивать гостя не только об Архимеде, а о… его достижениях как математика. Теперь восхищением горели глаза самой женщины, она утверждала, что Архимед не просто великий математик, а гениальный! Одна его догадка об объеме вытесненной жидкости чего стоит! Инициатива явно перешла к Клеопатре, потому как Цицерон, безусловно, был замечательнейшим оратором и философом, но вот в измерениях объемов тел преуспел не так, как Архимед.

Римлянину стало скучно. Даже лежа в уютном триклинии в гостях у обаятельной женщины он не был готов выслушивать речи о достоинствах того или иного математического метода! Почемуто Цицерона вовсе не поразили познания самой царицы.

Он не заметил, как чуть кашлянула стоявшая молча женщина, зато заметила Клеопатра, она мило улыбнулась:

– Но не только гениальными математиками славится Греция. Я слышала, что ты немало переводил с греческого. Даже Гомера?

Разговор снова вернулся к персоне самого Цицерона, и это заметно оживило угасшую беседу.

– Переводил.

– Не прочтешь ли чтонибудь? Буду очень признательна.

Цицерон приосанился, но тут же сообразил, что на память вряд ли чтото произнесет, это же не только что подготовленная речь и не блестящий экспромт. Чуть смущенно хмыкнул:

– Это было давно…

– Я могу предложить списки твоих переводов. Может, по ним прочтешь? Слышать автора куда более интересно, чем читать самой.

Старик снова приосанился:

– У царицы есть мои скромные переводы?

Сделав знак Хармионе, Клеопатра улыбнулась:

– Скромные? Цицерон известен своими ораторскими и литературными успехами не меньше, чем Архимед математическими.

Хармиона почти сразу подала Цицерону папирус с его собственным переводом Эпикура «О наслаждении». Не сказать, чтоб Цицерон считал его лучшим произведением, но не признаваться же в этом египетской царице, тем более он был польщен самим наличием такого перевода у Клеопатры.

И снова старик чувствовал себя уверенно, он блистал! Клеопатра слушала внимательно, даже чуть кивала головой. Цицерону уже показалось, что в лице египетской царицы он нашел благодарную слушательницу, как та вдруг снова все испортила однимединственным замечанием: не следовало ли вот здесь и здесь выразиться иначе? Было бы куда более верно по смыслу и ритмично. Скажи это кто другой или не в тот момент, Цицерон восхитился бы догадкой, но перед ним сидела чужестранка! Как она смеет советовать в переводах на латынь! Ведь латынь Цицерона всеми признавалась эталонной! Обидней всего то, что Цицерон сознавал правоту этой чужестранки.