Давно нужно было сдать эту колымагу в нормальный сервис на полное техобслуживание. Вот только заказы шли один за одним, и лишиться единственной подъёмной силы даже на месяц мы не могли. Приходилось вечно что-то шаманить самостоятельно. Как будто мне больше заняться нечем. Но Рассел упорно отказывался выделять деньги на ещё один кран, хотя все остальные давно были согласны, что это нам необходимо. И хотя по факту я уже года три как стоял у руля, дядя, как основатель компании, имел право наложить вето на любое, даже коллективное решение.
Закинув кофе Майку, который недовольно побурчал из-за сроков, но всё-таки согласился мне помочь, я на предельной скорости рванул обратно на площадку. А в голову снова пришли мысли о Полин. С чего вдруг вообще? Я не вспоминал о ней уже несколько лет и не собирался этого делать. Слишком уж сложно оказалось избавиться от всех тех чувств, что вызывала во мне эта своевольная красотка, которую мне хотелось связать и хорошенько отшлёпать. И не только.
Гадство, даже сейчас от одного воспоминания о том, что мы с ней вытворяли, в широких рабочих штанах становилось тесно. И от мыслей о том, как бы я наказал её за тот побег.
Дёрнув головой, я постарался избавиться от дурацкого наваждения и эмоций того утра, накрывших меня столь внезапно. Да с чего я вообще вдруг начал о ней думать? Но перед глазами уже мелькали картинки.
Та последняя ночь вдвоём была другой, особенной. Совершенно и бесповоротно. Полин была другой. Или это я смотрел на неё по-другому. Хотел поговорить, узнать, что она обо всём этом думает, но она просто заткнула меня, оборвала. А я не смог сопротивляться, захваченный желанием и её губами, дарившими пьянящее наслаждение. Не мог оторваться от неё, да и не хотел, решив, что поговорить мы сможем и после.
Когда же утром я проснулся один, мне хватило и пары секунд, чтобы понять, что Полин ушла. А вернее одного письма, оставленного на столе в салоне Астреа, несколько строчек которого врезались в память, казалось, навсегда:
Там было написано ещё что-то, но это было уже не важно. Мной овладела ярость. Влюбилась она. Влюбилась. И сбежала. Чёртова трусиха. А что теперь должен был делать я? Ведь и во мне бушевали эти чувства. Я так ярко ощутил их той ночью, что думал задохнусь от невозможности надышаться ей, от желания прикасаться к ней бесконечно долго, не просто трахать её, а заниматься с ней любовью.
Но Полин испугалась и сбежала, не оставив мне никакого выбора. И мне хотелось орать и крушить всё вокруг. Вот только легче бы мне от этого не стало. Поэтому я просто сидел на диване и сжимал в кулаке скомканное письмо. Когда же проснулся Натан и, прочитав своё, показал мне конверт с деньгами, я всё-таки вышел из себя. Но приличных слов об этой взбалмошной девчонке у меня не было. Я схватил со стола вчерашнюю бутылку виски и со всей силы грохнул её об пол. Я даже помню, как Нат поморщился в тот момент. Конечно, он же с таким трепетом относился к яхтам, и не важно, его она была или чужая. Мне же на тот момент было всё равно. Я просто ушёл к себе в каюту и рухнул в постель, сначала содрав с неё простыни, пропахшие моей сладкой француженкой. Ну да, как же, моей. Никогда она не была моей. Потрахались и разбежались. Отличный отпуск.