Кленовый лист

Теперь уже совсем грозно двинулся к девушке. А когда Любка бросилась бежать из группы, парень выскочил ей наперерез. Как олень, метнулся между соснами, высоко подняв голову. Любка кричала больше для видимости - все так делают, убегая от сильного парня. А когда почувствовала, что не убежит и оглянулась, только тогда поняла свою ошибку.

- Ой Ромка, я шутила… Не буду!

Но Роману трудно было погасить вулкан, вызванный необдуманной девушкой. В этом зажигательном порыве была обида не только за прозвище «одесский хулиган», но и за насмешливый смех, за камешек в Любином кулаке, за плавание с Колей наперегонки.

Подскочил и за деревом поймал, как врага, любимую девчонку. Она сопротивлялась, но это был трепет пойманной рыбы, подогревающий и спортивный интерес рыбаков, и жажду удержать, пересилить в руках попытки более слабого.

Сначала взял за обе руки выше локтей, гневно взглянул в глаза. Так близко и глубоко еще никогда не смотрел.

«Рыба» сопротивлялась с еще большим рвением, чтобы вырваться, даже ногой хотела отбиться, неразумная, от сильного парня. И Роман не выдержал. Это уж было слишком!..

Схватил левой рукой за спиной, как перо поднял, перегнул на колене и хлестко отшлепал на позор и посмешище всего лагеря, как даже мать не шлепала капризную Любку, когда та была маленькой.

- А будешь… оскорблять? А будешь, будешь… - приговаривал вспыльчиво и с ликованием.

- Не буду, Ромка-а!.. - захлебываясь в плаче, просилась посрамленная Любка Запорожец.

…По предложению Коли Бондаренко, Романа тут же в лесу, в горах, и судили товарищеским судом. Любочка не переставала плакать, окруженная сочувствующими подругами. Сначала ей казалось, что Романа за такую выходку судить мало. Его надо так наказать, так.. Разве она знает как? Может, четвертовать, как гетман Жолкевский Наливайко!..

Но только начался суд, только выставили Романа, молчаливого, задумчивого и гордого, как девушка почувствовала стыд. Где-то в глубине сердца она уже оправдывала Романа. Разве она на его месте не сделала бы то же самое? Правда, позорный способ, каким он публично наказал ее, ранил девушке душу, гнал детскую слезу.

Судили жестоко, Коля предложил высшую меру наказания: немедленно отправить из лагеря и известить в его школу об этом недостойном пионера поступке.

- Не надо сообщать в школу, мы из одного города, - сквозь слезы воскликнула Любка и отвернулась.

Пионеры вернулись с экскурсии в испорченном неприятным событием настроении. А был уже вечер. Так и легли спать, подавленные решением товарищеского суда. Ведь его приговор надо немедленно выполнить!

А утром они узнали, что началась война. Известная детям из книг и рассказов старших, она сначала даже заинтересовала. Но руководство лагеря прекрасно знало, что такое война для страны. Послали запрос в центр, что делать с детьми.

Пошли разговоры, что пионеров надо немедленно отправить к родителям по домам. О решении товарищеского суда забыли. Если бы сам Роман не сказал Ване, возможно, никто бы и не вспомнил о том решении. Оно теперь звучало смешно, потому что все понимали, что надо немедленно выезжать по домам. А возможности для этого становились что ни день, то более малыми: поезда были загружены другим, автобусы до станции сначала начали ходить реже, потом совсем перестали курсировать.

А время, которое подгоняли такие события, мчалось, как в пропасть. Тревожащие сведения о боях уже под Одессой, о танковых клиньях - прорывы врага в глубь Отчизны - еще более усложняли эвакуацию детей.

- Сам останусь в лагере, чтобы уехать последним, - заявил как-то Роман в разговоре с Ваней.

- Э-э … - неопределенно протянул Ваня. - Уехать теперь не так легко, Роман. Вон несколько девчонок из предыдущих отправок вернулись. Брось, Роман, этот фасон и при случае уезжай, - почти накричал Ваня.

Но Роман почувствовал в тоне приказа Вани товарищеское одобрение такой высокой дисциплинированности.

Тем временем бои с вражескими танковыми соединениями стали приближаться и к Крымскому полуострову. Администрация пионерлагеря осторожно объяснила детям, что ехать прямым путем теперь уже никому нельзя.

В таком положении заявление Романа о самонаказании воспринималась особенно неодобрительно - хвастается парень. А умиротворенная Любочка робко крикнула:

- Я прощаю Роману.

Но согласиться на такую амнистию Роман не мог. Скажут бог весть что о нем. Это почувствовали ближайшие его друзья.

- Остаюсь с Романом! - воскликнул неутомимый авиаконструктор Олег. Все его поведение свидетельствовало, что парень не шутит. То, что он и в Крыму ходил на занятия авиакружка в одном военном санатории, что даже поднимался на самолете с пилотом-инструктором, поднимало его в глазах друзей как героя. Поэтому заявление Олега не удивило.

- А я, Олег?.. Или я, думаешь, ишак дагестанский и стану терпеть такой неподходящий обстоятельствам позор друга? Остаюсь и я с Романом! - неожиданно заявил Юра Бахтадзе.