А лес с обеих сторон, а день сменялся прохладным вечером. На сон потянуло самоуверенного эсэсовца, повисшего горбатым носом. Водитель заглянул в закрытые глаза гестаповца. Вдруг вспомнилось, что где-то за этим районным центром, где как раз грохочет война, живет в селе его тетя-вдова - материна сестра. Никогда у нее не был, потому что она не признавала родства, родную сестру называла кулачкой. А мать же бывало «такой хорошей тетей» называла ее, все в гости к ней посылала. «Признаешься, - говорила, - тетей назовешь…» Неужели и в эти страшные для края дни тетка будет такой же жестокой с племянником, сыном кулаков? Только бы найти дом.
Только искоса еще раз глянул на гестаповца, расквасившегося на сиденье в сладкой дреме. И, словно молнией, его больно резануло непоседливое решение: «Умирать, так с музыкой!»
Резко повернул руль влево, влетел в первые кусты придорожных зарослей. На впадине заиленного дождями кювета авто подпрыгнуло, офицер моргнул глазами. В тот же миг лихорадочно ощупал левой рукой место, где должен был лежать маузер. Но… кобура была пустая. Взмахнул рукой, едва осознав страшную реальность. Авто углублялось в лесные чащи.
- Вас ист… - только и успел промолвить эсэсовец.
Вадим Шестопалько выстрелил из офицерского маузера просто ему в лицо. Авто в это мгновение хоть и сбавило ход, но не стояло, целиться было сложно. Да и сосну, стоящую по ходу, надо было объехать.
Выстрел не был точным, окровавил щеку, напугал. Эсэсовец сгоряча схватился за ручку двери, дернул ее. Мог бы выскочить, если бы действовал более решительно. А он после первого испуга, почувствовав, что живой, успел прийти в себя, решил сопротивляться. Залитый кровью, оставил дверь, повернулся к шоферу. Тогда и прозвучали те два выстрела, которые услышал Витя и его саперы…
- Ну вот вам и весь мой рассказ, товарищи партизаны.
Вадим, одетый в гитлеровский мундир, умолк, давяще глотал слюну. Опустил голову, ждал приговора партизан, потому что обе винтовки были нацелены прямо ему в грудь, готовые ежеминутно приковать гитлеровца к толстой сосне. Маузер был в руках Виктора.
- Та-а-ак… А ты знаешь, что Мария Иосифовна здесь вместе с нами партизанит? Командир отряда она! - сказал Виктор, как-то болезненно ломая в голове перепутанные мысли, симпатии, разочарования и ярость.
- Тогда… стреляйте! Я сын жестокого кулака, врага советского народа. Но я… советский гражданин, я…
- Ты тоже враг.
- Нет! - решительно покачал головой Шестопалько. - Я не враг. Я скрыл автомашину, чтобы вернуть нашим. Убил фашиста. И теперь пойду…
- Куда?
- К черту в зубы! Буду убивать их, гадов, чтобы намостить с их трупов эту пирамиду Хеопсову. Может, тогда наше советское правосудие… помилует меня!
Шестопалько, как наказанный ребенок, долго держался, сжимал зубы и все-таки заплакал. Просто отвернулся, дал волю слезам, не закрывая ладонями глаза, не ударяя себя в грудь кулаками. Только округлились глаза, взгляд перескакивал с Виктора на саперов. А щеки расписывались унизительными полосами слез, как у младенца.
И опустились винтовки саперов. Этот убедительный плач не показался им игрой врага.
- Пропасть бы тебе, подлому! - брезгливо сказал старший в этой группе сапер Кость Старовойтенко. - Может, и правда, товарищи, проверим? Если это правда…
- Нам ли здесь разбираться самим? - сомневался Телегин. - Если он по-человечески, то и мы… Пригодился бы такой и нам в отряде.
- Ладно. Пойдем, покажешь…
- Покажу. ЗИС я загнал в овражек, чтобы только самому найти после войны.
- Найдешь и для войны… Пойдем показывай, пока не вечер. Идти будешь впереди. Если приведешь на гестаповцев, первая пуля тебе.
- Один он. На убитого приведу.
Под двумя направленными на него винтовками повернулся и повел. Где-то глубоко родилась надежда, шершавая и колючая, как судьба проклятого. Но - надежда!
Совсем стемнело, заходила летняя ночь. Теми же нетоптаными тропами в гуще лесной Виктор и двое саперов отправили Шестопалько на отчаянное испытательное для него боевое задание.
Переждали группу авто на дороге, осторожно вышли из спасительного кустарника. Рискуя жизнью, решили проверить преданность Вадима Шестопалько. Настороженно вслушивались, спешили на дорогу к цементному желобу, условленному пункту встречи с Шестопалько.
Пробегая, наткнулись на два трупа гитлеровцев. Вспомнили, оглядываясь на убитых, и поняли только сейчас те два выстрела Марии Иосифовны в разведке, после которых ей пришлось так рискованно убегать с детьми. А убежала ли?..
Добежали и нырнули в метровый желоб под высокой насыпью рокадной автомагистрали. Может, именно по ней и отступали с боями войска генерала Дорошенко? Но если бы действительно отступали именно здесь, то, видимо, сделали бы все, что следует с теми мостами. А мосты стоят.