Кленовый лист

Гитлеровские солдаты даже не спрашивали ни о чем. Накричали и повели к коменданту. Делали это с какой-то особой страстью. Как будто в этих четырех советских уставших путешествиями подростках были и залог их победы на фронтах, и благополучие целого фашистского рода.

Комендант сидел за школьной партой, перекладывал бумаги, то подписывал, то вчитывался. Своей внешностью не мог привлечь ничьего внимания и, видимо, зная об этом, пытался наверстать все действиями. Ибо внимание посторонних - то один из элементов, стимулирующих жизнь Фрица Дейка. Своей комендантской службой в Польше отличился как тщательный поборник расовой чистоты гитлеровского рейха. Коллеги и друзья даже завидовали его умению выкручиваться в сложных обстоятельствах. Он изобретательно умел «зачищать» неарийские народы и… прятать концы своего преступления. Какие-то представители Международного Красного Креста или экспедиция святого папы римского напали на него после ужасных оргий в городке с еврейским населением. Нагрянули где-то на третий день после «арийской чистки». Комиссия следа нарушений международной этики не выявила, никаких жалоб не только от мертвых, но и от живых не собрала.

Когда солдат патруля скороговоркой доложил о четверых задержанных детях, Фриц, не отрываясь от бумаг, спросил:

- Большевики?

Солдат, естественно, не знал, что сказать, и не ответил, только виновато оглянулся и пожал плечами. Затем по приказу коменданта подтолкнул всех четверых вперед, ближе к окну.

Грязные, босые и худые подростки робко сбились кучкой.

Комендант встал, выпихнул себя из-за парты. К детям шел, выставив вперед живот, хотя живота того не было - офицер был тонкий, как заноза. А тем, что заложил руки за спину, будто прогибал себя назад, - только делал из себя злую карикатуру. Ноги не успевали за животом.

- Кто ви, гебьята? - притворяясь совсем миролюбивым, спросил на ломаном языке.

Отвечала самая взрослая из них Любка Запорожец. Ей одной показалось вдруг, что этот перегнутый дядя совсем-таки миролюбивый человек. У него есть до черта своих военных дел, и детей ему навязали эти неразумные солдаты с патруля.

- Мы отдыхали на курорте. Школы посылали за отличные успехи в учебе.

- Угу… За отличные успехи? А сколько те есть лет, девишка?

- Мне? Одиннадцать, десять и один, господин офицер. Я с четвертого класса, - не колеблясь, солгала Любка.

- Угу. Одиннадцать лет. Родитель был комиссар?

- Я? Родители? Разве нам говорят? Я - Любка Запорожец. Мой отец - электромонтер в городе.

Гитлеровец не сразу понял такой ответ. Но для первого раза, очевидно, был вполне доволен. Чуть слышно пробормотал:

- Люпко Сапорошец… - и подошел к Боре. - Ти кто? Я вишу… твой отец не быль электромонтер.

Боря растерялся и молчал. Любка разогналась что-то сказать, стать на защиту Бори, но офицер грубо оттолкнул ее прочь рукой. Взял Борю за плечо, потянул ближе к свету. Как хищник, всматривался, не мигая глазами. Затем, чуть прищурив глаза, улыбнулся, расправляя гибкую фигуру.

- Отец быль комиссар! - коротко произнес в сторону патруля и отошел на свое место. Перед тем как сесть, махнул рукой. Этот жест можно было понять и просто: не мешайте, мол, уходите.

Но патруль понял его так, как приучил понимать свои жесты комендант. Схватив Борю за руку, плюгавый солдат грубо потянул его в открытую дверь на улицу. За Борей пошли и трое его друзей. Никто не задерживал их.

- Меня хотят расстрелять… Где-то на шоссе возле железнодорожного моста! - крикнул Боря уже на улице как прощание.

Друзья поняли, что Боря подслушал разговор своих палачей. Двое гитлеровцев безжалостно подталкивали его, держа автоматы наготове.

Тот мост они помнят. Сегодня же проходили мимо, долго и кропотливо минуя оврагами и лесами. Глубокий овраг с отвесными скалистыми стенами, а через него - железнодорожный мост. Он остался не поврежденным, и детей очень удивила это обстоятельство. Солдат ходил возле моста, как маятник, туда и обратно, напевая какой-то марш в такт своего хождения.

Наступал вечер. Трое подростков где огородами, а где глухой улицей замершего, настороженного города бежали за околицу. Они помнят, что близко к обрыву возле железнодорожного моста подходит густой высокий лес. Там есть где спрятаться от этого фашистского ужаса. Только… Как же Боря?

Наверное, и вид детей, и их плач привлекли внимание одинокой женщины, которая, притаившись среди руин железнодорожной будки, долго следила за ними. Друзья бежали оглядываясь, спотыкались, падали. И снова вскакивали, догоняя друг друга. Двое ребят каждый раз по-родственному поджидали девушку, тянули ее за руки, помогая бежать.

У женщины скатилась по щеке горячая слеза.

- Куда вы, дети? - спросила, высунувшись из укрытия.

Не сразу увидели они женщину. Но в том вопросе почувствовали мать.